Великий афро-американский джазовый музыкант, вокалист, композитор, создатель и руководитель джазовых оркестров и ансамблей (в т. ч. секстета «Все звезды»), киноактер, автор песен. Создал виртуозный импровизационный исполнительский стиль игры на трубе, отличающийся свободой трактовки мелодий. Автор мемуаров «Моя жизнь в Новом Орлеане».
Известный свинговый ударник Джин Крупа не преувеличивал, когда говорил: «Каков бы ни был стиль джазового музыканта, он не сыграет и 32 такта, не отдав музыкальной дани Луи Армстронгу. Все сделал Луи и сделал все первым». Именно поэтому короткое слово «джаз» во всем мире ассоциируется с Луи Армстронгом. Все, за что люди любят джаз, воплощено в этом имени: свобода и дерзость, обаяние и энергия, жизнелюбие, чувственность, доброта. Он — душа джаза, знаковая фигура и олицетворение этого искусства. Его низкий, хриплый, наполненный теплом голос узнается мгновенно, как и неповторимое звучание его трубы. Негритенок, появившийся на свет в Сторивилле — самом нищем районе Нового Орлеана, — обогатил весь мир, подарив ему джаз.
Долгое время датой рождения Луи считался 1900 г. Сам он говорил, что понятия не имеет, когда это произошло, а день выбрал, как и большинство чернокожих приятелей, — 4 июля, День Независимости. Но биографы великого музыканта уже после его смерти нашли в архивах точную дату — 4 августа 1901 г. Детство будущий король джаза провел как типичный «трудный ребенок». Уилли Армстронг покинул семейство практически сразу после - рождения сына. Мать, Мэри Энн, зарабатывала на жизнь стиркой в богатых семьях и проституцией. В доме регулярно поселялись и исчезали новые «папы». Когда Луи исполнилось два года, у него появилась сестренка Беатрис. Чаще всего дети жили по очереди у бабушек, и одно время Луи даже ходил в школу, но о систематических занятиях речи и быть не могло, потому что с семи лет мальчишке уже пришлось работать: разносить молоко и уголь, продавать газеты, петь за гроши на улицах (квартет друзей-приятелей просуществовал около двух лет) и даже воровать.
Кто знает, по какому пути направила бы его судьба, если бы в новогоднюю ночь 12-летний Луи не выкрал у очередного ухажера матери пистолет и, охваченный всеобщим весельем, не начал палить в воздух. Его тут же арестовали и отправили в частный закрытый «воспитательный дом», который содержал отставной солдат Джозеф Джонс. Чтобы «облагородить» детство, позже свое пребывание в тюрьме Армстронг сравнивал с пансионатом. Здесь он стал «горнистом»: трубил побудку и отбой на корнете, а все свободное время посвящал пению в хоре и совершенствовал игру в оркестре. Есть сведения, что именно в «воспитательном доме», а не в школе, он научился писать, читать и считать. А вот нотную грамоту Луи осилил, уже став знаменитым музыкантом. Возможно, в то время он осознал свою природную особенность, которая помогла ему стать выдающимся духовиком. Об этом красноречиво говорит его джазовое прозвище Сачмо — (сокращенно от англ. «Satchel Mouth», что соответствует русскому «рот варежкой») из-за солидных размеров и формы губ, столь важных для музыканта-духовика.
Вернувшись к вольной жизни, Луи добавил к привычной работе игру в небольших барах и притонах. Правда, долгое время у него не было своего инструмента, но талантливому мальцу (его второе прозвище — Маленький Луи) музыканты охотно одалживали корнет. Мастерство Армстронга стремительно росло, и вскоре его взял под опеку король новоорлеанских трубачей Джо «Кинг» Оливер. Теперь Луи играл в лучшем городском оркестре Кида Ори. «Папа Джо» обучил юного Армстронга многим нюансам игры, и вскоре они выступали дуэтом. А когда Оливер уехал в Чикаго, Луи занял место первого корнетиста. Кид Ори так рассказывал об этом: «В городе было немало хороших, опытных трубачей, но ни один из них не обладал такими большими исполнительскими возможностями, как Луи. Помню, как я сказал Армстронгу, что если ему удастся раздобыть себе пару приличных брюк, я возьму его в свой оркестр. Через два часа он примчался в мой дом со словами: "А вот и я. Жду не дождусь, когда наступит восемь часов. Я готов начать».
Популярность Сачмо стремительно росла, и поэтому когда многие новоорлеанские музыканты после вступления США в войну остались невостребованными, он прекрасно устроился в оркестре Ф. Мэрэйбла, игравшем на прогулочных судах (1919—1921 гг.). Большинство биографов считает, что именно эта работа стала для Армстронга незаменимой школой, где он наконец-то научился читать ноты с листа и стал настоящим виртуозом.
К тому времени Луи уже был женат. В 18 лет он в качестве «клиента» познакомился с проституткой Дейзи Паркер, и дело закончилось свадьбой. Выросший в злачном Сторивилле, Армстронг не относился к проституткам, как к падшим созданиям, и называл их «сестрами, вырастившими меня». Но характер у его избранницы оказался на редкость сварливым, и добродушному Луи часто доставалось от первой «черной луны». Скандалы перерастали в драки, Дейзи применяла весь арсенал предметов домашнего обихода, и все заканчивалось арестами благоверного. Поэтому когда Армстронг получил приглашение поработать в Чикаго (1922 г.), он с радостью согласился, хотя как музыкант чувствовал себя в родном городе очень уютно.
Два года, проведенных в Чикаго, Сачмо пытался находиться в тени «Папы Джо», но очень скоро все заговорили о втором корнетисте «Креольского джаз-банда» как об ученике, превзошедшем своего учителя. С этим составом Луи впервые участвовал в сессиях грамзаписи. На фоне в целом полифонического звучания всего оркестра лишь изредка выделялись короткие сольные импровизации (брэйки) «Кинга» и все чаще — Армстронга.
Первые ряды большого зала «Линкольн-Гарден» всегда занимали музыканты. Они-то и отметили, что Сачмо играет мощнее и динамичнее и ни в коей мере не идет по дороге преемственности. Армстронг стал Солистом с большой буквы. Но непритязательному и скромному Луи все нравилось: он был согласен по-прежнему носить за Оливером футляр с инструментом и быть на побегушках у его супруги. Однако это не устраивало Лилиан (Лил) Харден, пианистку этого же оркестра и вторую жену Армстронга. Крошка Лил вселила в Луи веру в собственные возможности, заставила «перерезать пуповину» благодарности и стать самим собой — звездой первой величины в джазе (к сожалению, впоследствии именно настойчивость Лил стала причиной их разрыва).
Со временем Армстронг переехал в Нью-Йорк в оркестр Флетчера Хендерсона, который несколько лет безуспешно пытался переманить его к себе. Поначалу Сачмо чувствовал себя не очень уютно среди «грамотных» музыкантов-профессионалов, но быстро снискал их признание. Вспоминая то время, один из оркестрантов, Луис Меткалф, рассказывал: «Я помню то, что случилось в театре "Ароllо", когда Хендерсон впервые выставил на сцену Луи. Соло Луи было очень хорошим. Но оно было совсем другим по стилю, и публика не знала, стоит ли ему аплодировать по сравнению со Смитом. Следующий номер Луи был еще лучше — он понравился, и публика зашевелилась, говоря: "Это еще один великий трубач!" После третьей пьесы до них наконец дошло, и люди начали кричать: "Вот это настоящий трубач! Это — король!"» И город Большого Яблока пал к его ногам. Луи сделал несколько неповторимых записей с великой блюзовой певицей Бесси Смитт. Их пластинка 1924 г. свидетельствует, что звуки голоса и инструмента не уступают друг другу красотой и мощью.
«Великая депрессия» вынудила Армстронга в 1925 г. вернуться в Чикаго, где, несмотря на «сухой закон», продолжал процветать ресторанный бизнес. В эти годы Сачмо стал хорошо зарабатывать. Музыкант никогда не стыдился того факта, что развлекал бандитов, но Луи всегда тяготило, что его творчество покупают люди, мало смыслящие в джазе. А ведь именно тогда Армстронг совершил прорыв в этом виде искусства, заложив фундамент дальнейшего развития джаза. Он собирает свой коллектив «Горячая пятерка», позже выросший до «Горячей семерки», где каждый джазмен был незаурядным музыкантом; впервые Луи переходит от корнета к трубе. Это было неповторимо: звук его трубы обладал удивительными вибрациями и переходами, покорял ритмической раскрепощенностью и неистощимой фантазией импровизатора. Казалось, эмоциональная выразительность артиста достигла пика. Многие трубачи (в США, а затем и в Европе) не единожды внимательно осматривали инструмент, выискивая что-то особенное, потому что до Армстронга никто не брал таких высоких нот. Но лучше всего его труба звучала, аккомпанируя Элле Фицджеральд (а ведь музыканту было тогда почти 60), и в опере «Порги и Бесс», когда весь оркестр смог подняться до уровня его исполнения.
В начале 1930-х гг. Армстронг становится звездой шоу- бизнеса общеамериканского масштаба, а затем покоряет Европу и весь мир. Началась жизнь на колесах. Позже он вспоминал: «А разве многие выдержат такую жизнь, какую я веду? Играй, выступай чуть ли не семь раз в неделю — знаете, иной раз кажется, что уже девять тысяч часов протрясся на автобусах, поездах и самолетах, только чтобы поспеть вовремя, уставший как собака, и тут с места в карьер хватайся за трубу — играй, пой, валяй во все лопатки!» Выдержать такой бешеный ритм помогало почти религиозное отношение к своему делу — дарить людям радость. Когда Сачмо появлялся на сцене и подносил к губам золотую трубу, оставалось только волшебство игры. Никто не замечал низкого роста и мешковатого костюма — все видели только его фантастическое обаяние. Да, Армстронг развлекал публику. Чернокожие братья часто именовали его «шутом» и пеняли, что он унижается перед белыми, не борется за равноправие своего народа. Никто не мог понять, что его интересовало только мнение публики, независимо от ее цвета, что Армстронг жил и дышал лишь одними аплодисментами. Внуку рабыни с заниженной самооценкой не приходило в голову, что его унижают. Луи с лучезарной улыбкой оборачивался на оклик «Эй, черномазый!», но только он мог позволить себе в присутствии репортеров разразиться речью в адрес президента Эйзенхауэра с требованием выполнять законы о десегрегации. Сачмо всегда оставался самим собой, и за это его почитали больше прежнего.
Вторая мировая война дала новый толчок распространению джаза — возникла мода на певцов. Популярность же Луи начала стремительно таять. И тогда выяснилось, что такого уникального голоса нет ни у кого: низкий, хрипловатый, наполненный теплотой. Сачмо «жонглировал» им, по-своему расставляя акценты, менял фразировки, заставлял вибрировать. Луи пел разнообразные вещи: шлягеры, блюзы, спиричуэле звучали у него по-джазовому. Его вроде бы неотшлифованный, рычащий «голос-полушепот» одинаково убедительно выпевал евангелические гимны и «Очи черные», французские шансоны и дуэты из «Порги и Бесс» Гершвина. Стоит только вспомнить «Хэлло, Долли», «Жизнь в розовом свете», «Когда святые маршируют». Это было началом «театра песни». Армстронг ввел скэтовую манеру пения, придавая своему силлабическому вокалу то юмористический, то драматический оттенок.
Теперь весь мир, от Исландии до Тайваня, от Ганы и до Новой Зеландии, знал Армстронга как великого музыканта и певца. В 1947 г. состоялась премьера его нового оркестра «Все звезды», с которым он проработал до конца жизни. С возрастом Луи стал меньше солировать на трубе и больше петь. Опытные ларингологи установили, что голосовые связки Сачмо поражены Рубцовыми изменениями — лейкоплакией. Он пытался лечиться, перенес несколько операций, но один из лучших голосов мирового джаза так и не превратился в заурядный баритон. Армстронг мало задумывался о своем здоровье. «Я живу для того, чтоб дуть в трубу», — сказал он как-то назойливым докторам. Его негритянские пухлые губы были постоянно расплющены между зубами и мундштуком. Игра от четырех до восьми часов в день превратила верхнюю губу в сплошные мозоли и раны. Луи не оставлял инструмента, пока из ран не начинала литься кровь (неудивительно, что одно время он даже пристрастился к марихуане).
Армстронг работал на износ не ради денег и славы — ему нравилось приносить людям радость. Зная его скромность, неконфликтность и абсолютную непрактичность в делах, музыканта всю жизнь обирали все кому не лень. Чикагские мафиозные кланы, ведавшие музыкальным бизнесом, беззастенчиво его грабили, а в своих разборках постоянно делили «этого ниггера». Даже третья жена Армстронга, Элфи, до этого работавшая прислугой, тратила деньги так, словно они были шальными. Не лучше поступали с Луи и все белые импресарио. Беря скромные 10— 15 %, они часто умудрялись оставить его без гроша. Армстронг мечтал «о добром белом боссе», и наконец ему повезло. Выходец из еврейского квартала, Джо Глейзер был груб, циничен, но честен и внимателен к своему подопечному. Сачмо же почувствовал себя с ним защищенным и уверенным в завтрашнем дне. 35 лет Джо и Луи не только работали душа в душу, но и были настоящими друзьями. Именно Глейзер помог найти музыканту себя в период послевоенного спада, выпустить сотни пластинок и открыл ему дорогу в Голливуд, где Сачмо снялся в 36 ролях.
Наконец Армстронгу улыбнулось и счастье в личной жизни. Четвертой женой «черного золота музыки» стала танцовщица одного музыкального театра Гарлема Люссил Уилксон. Она была моложе его на полтора десятка лет, но сумела создать дом, в который он всегда спешил, где сбрасывал с себя образ остряка-балагура с золотой трубой, дурачащегося на потребу публики, и где оставался самим собой: довольно замкнутым, неприхотливым и скромным в быту, но требующим постоянного эмоционального контакта и немного капризным. Лишь эта женщина смогла понять, чего по жизни был лишен ее всемирно известный муж: когда она в гостиничном номере нарядила рождественскую елочку, Луи всю ночь смотрел на это зеленое чудо — первое в его жизни, а ведь ему было давно за сорок.
Казалось, что безжалостная старость должна обойти стороной этого улыбчивого человека, однако после 60-ти возраст стал все чаще напоминать о себе. Визиты в больницу сменялись творческой активностью. Сачмо не хватало дыхания, и он переходил от пения к речитативу и ограничивал соло на трубе одной-двумя минутами. Публика не роптала: она слушала великого Луи Армстронга — самую необычную личность в истории джаза. В своем творчества он соединил несоединимое: индивидуальный тип самовыражения с беспредельной общедоступностью музыки, грубоватую простоту и спонтанность, традиционализм с новаторством, «негритянский хот-идеал с европеизированными идиомами свинга и модерн-джаза».
Последний раз Сачмо и его «Все звезды» выступали в Нью-Йорке в марте 1971 г. Очередной сердечный приступ продержал Луи на больничной койке два месяца. Но и тут судьба была милостива к великому музыканту: Армстронг скончался 6 июля 1971 г. в родном доме во сне и без мучений. С гениальным творцом и популяризатором джаза люди прощались в учебном манеже Национальной гвардии. Президент Р. Никсон лично выразил соболезнования его вдове. Отпевание было простым и по просьбе жены прошло без музыки.
Стэн Кентон, один из крупнейших пианистов и аранжировщиков сказал: «Луи — отец всего современного джаза, и с этим невозможно спорить».
Ушел Луи Армстронг. Ушел XX век. Джаз остался.