Выдающийся английский живописец и рисовальщик, большой мастер портретной живописи и крупнейший пейзажист. Один из учредителей Королевской академии (1768г.).

«...Если бы нация произвела достаточно талантов, чтобы мы удостоились чести именоваться английской школой живописи, — имя Гейнсборо перешло бы в по­томство среди первейших носи­телей ее зачинающейся славы...» Такую высокую оценку творчества художника дал в одной из своих речей в Королевской академии Джошуа Рейнолдс в 1788 г.В историю английской жи­вописи Гейнсборо вошел прежде всего как портретист, хотя сам он всегда отдавал пред­почтение пейзажу, в котором чувствовал себя свободным от воли заказчиков и необходимости писать ради заработ­ка. В пору расцвета своего таланта он откровенно при­знавался другу Джонсону: «Меня тошнит от портретов, и мне ужасно хочется уйти в какую-нибудь милую деревню, где я мог бы писать пейзажи и наслаждаться последними годами моей жизни в покое и тишине». Это желание сбы­лось лишь отчасти. Но то, что успел сделать художник в области пейзажа, было по достоинству оценено только после его смерти. Отмечая этот парадокс, известная ис­следовательница творчества Гейнсборо Е. А. Некрасова писала: «В некрологах его восхваляли главным образом как певца природы, почти не упоминая портретов, так что к концу жизни он наконец заслужил репутацию, о ко­торой всегда мечтал».

Томас Гейнсборо родился в 1727 г. (точная дата его рождения неизвестна, сохранилась лишь запись о креще­нии 14 мая) в городке Садбери графства Саффолк (Восточ­ная Англия). Он был самым младшим, девятым ребенком в семье Джона Гейнсборо, торговца сукном и саванами, и его жены Сюзанны, урожденной Берроуз. Отец Томаса был человеком предприимчивым и находчивым. Эти ка­чества особенно проявлялись в его частых деловых поезд­ках во Францию и Голландию. Рассказывали, что однаж­ды ночью, возвращаясь с партией товара, Джон был остановлен таможенником, заподозрившим его в провозе контрабанды. В ответ на его требование показать товар высокий и статный суконщик достал один из саванов и за­вернулся в него. Слабонервный таможенник поспешил удалиться.

Однако деловитость и находчивость не спасли Гейнсборо-старшего от банкротства, ибо еще в большей степе­ни он обладал весьма вредными для бизнеса добротой и щедростью. Эти же отцовские качества в полной мере проявились и в натуре Томаса. А вот своей рано пробу­дившийся страстью к рисованию мальчик, скорее всего, был обязан матери. Известно, что эта умная и образован­ная женщина талантливо писала цветы и всячески поощ­ряла художественные наклонности сына.

Рисование и живопись настолько увлекали юного То­маса, что он часто вместо занятий в школе уходил в окре­стности Садбери и делал бесчисленные пейзажные зари­совки с натуры. Первый биограф Гейнсборо Тикнесс писал: «В детстве не было на несколько миль в окружно­сти от места его рождения ни одной живописной группы деревьев, одинокого прекрасного дерева, живой изгоро­ди, камня или столба на краю тропинки, которые не были бы так точно запечатлены в его памяти, что он не мог бы зарисовать их наизусть». Работы маленького художника привлекали своей необычной свежестью, поэтичностью и простотой, свидетельствуя о его незаурядном даровании. Даже отец, поначалу сокрушавшийся, что сын будет ло­ботрясом, посмотрев его альбомы, переменил свое мне­ние и уверовал в гениальность Томаса. И когда знакомый матери, пораженный талантом мальчика, предложил ро­дителям отпустить его вместе с ним в Лондон для обуче­ния, они с радостью согласились. Так 13-летний Томас начал самостоятельную жизнь в столице.

Ни один из английских художников до Гейнсборо не формировался столь быстро и уверенно. Казалось, он толь­ко ждал подходящего случая, чтобы выплеснуть на полот­но все накопившееся у него природное мастерство. Ему необходима была лишь небольшая шлифовка в кругу про­фессионалов и впечатления столичной жизни. Сначала Томас учился у серебряных дел мастера, а затем — у по­пулярного в 1730-х гг. портретиста Френсиса Хаймена. Но овладеть в совершенстве искусством рисунка более всего ему помогли занятия в Академии Св. Мартина у превосходного французского рисовальщика и гравера Гюбера Франсуа Гравело.

Учебу молодой художник совмещал с работой у извест­ного гравера и издателя Бойделла. Уже в это время, наря­ду с пейзажами, он начал писать и портреты, зарабатывая на жизнь собственным трудом. Один из друзей Гейнсбо­ро, журналист Генри Бейт-Дадпи, впоследствии вспоми­нал: «Его первыми опытами были маленькие пейзажи, которые он часто продавал за гроши торговцам, а когда позднее он занялся портретами, цена его за них была от трех до пяти гиней». Тем не менее молодой художник не только ни разу не обратился за помощью к родным, но и смог в 1745 г. снять собственную мастерскую. Здесь им были написаны такие известные ранние работы, как «Буль­терьер Бампер на фоне пейзажа» (1745 г.), «Дорога через лес и отдыхающий мальчик с собакой», «Вид на Дэдел» (обе в 1747 г.), «Лес Корнар» (1748 г.), «Портрет четы Эндрюс» (1748—1749 гг.). В них уже достаточно отчетли­во проявилось характерное для Гейнсборо изображение человека в природе, прелесть живого, реалистически пе­реданного пейзажа. Особенно замечателен «Лес Корнар», который еще называют «Лес Гейнсборо». Этот пейзаж — итог всего, чему научился к тому времени художник. Ком­позиция его была навеяна пейзажами голландца Якоба ван Рейсдала. Всю картину пронизывал серебристый тон. Особенно естественно были переданы растения на перед­нем плане и облака. Органично вписывалась в пейзаж

жанровая сценка. Не менее удачным был и вид «Чатерхау- са», написанный Гейнсборо в 1748 г. для украшения ак­тового зала Госпиталя Найденышей. Работа над этим сю­жетом являлась большой честью для молодого живописца. Выполняя ее, он превзошел многих других художников, более известных и старших по возрасту.

Благодаря таланту и личному обаянию молодой худож­ник вскоре обрел в Лондоне много друзей. Здесь же он познакомился с очаровательной Маргарэт Барр, побочной дочерью герцога Бофора. В 1746 г. они обвенчались. Но скромного приданого жены (пожизненной ежегодной рен­ты в 200 фунтов) и нестабильного заработка начинающего живописца было явно недостаточно для жизни в столице. К тому же в 1748 г. в молодой семье появилась первая дочь — Мэри. Чтобы быстрее добиться успеха и поправить материальное положение, художник решает перебраться в провинцию. В 1750 г. чета Гейнсборо переезжает в Ипсу­ич — небольшой портовый город в Суффолке.

Но надежды на успех в провинции оправдались лишь отчасти. В Ипсуиче Гейнсборо действительно получил не­мало заказов на портреты от местной знати. За девять лет он написал их около 80-ти. Были среди них и групповые портреты, лучшим из которых является «Автопортрет с же­ной и ребенком» (1751 г.), выполненный с большой тепло­той и выразительностью, в свободной манере. Очень хороши были и детские портреты, изображавшие дочерей художни­ка (к тому времени у Гейнсборо родилась вторая дочь — Маргарэт). На одном из них (1756 г.) они бегут за бабоч­кой, на другом, незаконченном (ок. 1759 г.), — держат на руках котенка. Картины блестяще передают непосредствен­ность и очарование малышек, полны задушевности и уди­вительной свежести, которые совершенно отсутствовали в детских портретах того времени, больше похожих на изоб­ражения нарядных кукол или маленьких взрослых. Гейнс­боро, напротив, с глубокой нежностью и вниманием вгля­дывается в серьезные личики девочек и стремится придать их позам как можно больше живости и естественности. А утонченное сочетание желтого, серебристого и розовых тонов на фоне темной садовой листвы раскрывает замеча­тельный колористический дар художника.

Пишет он в это время и много пейзажей. Но только два из них («Дровосек, ухаживающий за пастушкой» и «Речной пейзаж с всадником», 1755 г.) нашли покупате­лей. Прожить на доходы от продажи картин было по- прежнему трудно, и Гейнсборо приходилось делать долги. К 1759 г. стало ясно, что он как художник исчерпал в Ипсуиче свои возможности: на новых заказчиков рас­считывать не приходилось. Поэтому он отважился на новый переезд — в Бат — модный тогда курорт, где жили две его замужние сестры.

Выбор оказался весьма удачным. В Бате у Гейнсборо не оказалось серьезных соперников-портретистов, зато желающих сделать свой портрет среди богатых аристо­кратов, посещающих курорт, было предостаточно. И вско­ре заказы стали поступать в таком количестве, что худож­ник едва успевал их выполнять. Пятнадцать лет, прожитых им здесь, оказались не только плодотворными, но и при­несли Гейнсборо большую известность и признание. Он становится одним из ведущих мастеров в области англий­ской портретной живописи, не менее знаменитым, неже­ли его выдающийся современник Джошуа Рейнолдс. В от­личие от него, Гейнсборо создает собственный, особый тип портрета, близкий к стилю рококо и унаследовавший лучшие черты манеры Ван Дейка — удлиненные пропор­ции фигур, изящные позы и движения, нарядный колорит. Его произведения кажутся более легкими и утонченными по сравнению с полотнами Рейнолдса, исполненными более помпезно и тяжеловато, в характерном для него стиле барокко. Но главная особенность гейнсборовских порт­ретов состояла в том, что за внешней сдержанностью изоб­ражения в них чувствовалась внутренняя взволнованность, поэтичность и одухотворенность, подчеркнутая лириче­ским* звучанием пейзажного фона картин. Подлинными шедеврами живописца стали портреты неизвестного юно­ши (кон. 1760 г.), графини Мэри Хоу (1763—1764 гг.), миссис Кристофер Хортон (1766 г.), герцогини Монтегю (ок. 1768 г.), Эдварда Гейнсборо-Дюпона (ок. 1770 г.), виконта и виконтессы Лигонье (1771 г.), Элизабет и Мэри Линли (1772 г.).

Но особенно замечателен портрет Джонатана Баттла (так называемый «Голубой мальчик»), написанный около 1770 г. В нем художник прибегнул к смелому колористи­ческому решению, изобразив фигуру персонажа в голу­бом «вандейковском» костюме на фоне пейзажа, напи­санного в теплых коричневых тонах. Портрет превозносили за аристократизм и изысканность. Но, по сути, Гейнсбо­ро совершенно сознательно противопоставил в нем свое­го героя — обыкновенного мальчика, сына торговца ско­бяными товарами — аристократам Ван Дейка и Рубенса, придав ему значительность и силу характера.

С особой любовью художник изображал людей искус­ства — музыкантов, композиторов, актеров (портреты Анны Форд, 1760 г.; Дэвида Гаррика, 1769 г., и др.). Это не случайно, поскольку сам Гейнсборо обладал не только живописным, но и музыкальным даром: хорошо играл на многих инструментах, собирал их коллекцию, был чле­ном городского Музыкального клуба. Восторженно отзы­вавшийся о нем известный актер Д. Гаррик писал: «...го­лова Гейнсборо так набита всякими талантами, что всегда существует опасность, что она взорвется, как перегретый паровой котел». И «взрыв» действительно произошел: в 1763 г. художник настолько серьезно заболел от переутом­ления, что местная газета поспешила объявить о его смер­ти. Болезнь, к счастью, прошла, но осталась усталость, которая продолжала накапливаться. Сказывался не толь­ко большой объем работы, но и то, что Гейнсборо пре­имущественно писал по ночам, при искусственном осве­щении. Все наброски с модели он начинал в затемненной комнате: по его мнению, так легче было уловить общий замысел, не отвлекаясь на подробности. Лишь по мере продвижения к цели художник впускал в помещение боль­ше света. С этой же целью он работал необычайно длин­ными кистями и очень жидкими красками, из-под кото­рых иногда просвечивал подмалевок или холст, создавая ощущение незавершенности картины. Но это был четко рассчитанный эффект. Недаром Рейнолдс говорил, что «вблизи живопись Гейнсборо производила впечатление хаоса, а на расстоянии магическим образом приобретала форму, и все вставало на свои места».

В отличие от других известных мастеров, Гейнсборо никогда не пользовался услугами подручных. Единствен­ным его помощником и учеником был племянник Эдвард Гейнсборо-Дюпон. Вместе они нередко проводили опы­ты в области художественной техники и материалов — живописец обожал всякие новинки, выбирая подчас нео­жиданные методы работы. Так, по воспоминаниям совре­менника, однажды он начал рисовать «кусочком губки, привязанной к палочке; он клал тени, а маленький обло­мок белил, зажатый сахарными щипчиками, стал инстру­ментом для пробелов». Сам Гейнсборо признавался в письме Джексону: «...я ведь самое непоследовательное, из­менчивое существо, полное разных выдумок и затей».

Таким он был не только в работе, но и в жизни. Дочь Маргарэт рассказывала в 1799 г., что «у ее отца было два лица: одно старательное, трудолюбивое, домашнее и дру­гое — для собутыльников и приятелей... иногда он пере­ходил границы воздержанности, его здоровье страдало от этого, так что он после с неделю не мог работать». Сам же художник откровенно писал в 1768 г. своему поверенно­му Д. Унвину: «Мне кажется, что я нисколько не изме­нился... только седина ударила в голову — жена моя гово­рит, что я стал... хуже, хотя я очень стараюсь... я лучше устроился, чем когда бы то ни было в жизни, вроде осте­пенился, пользуюсь уважением и счастливее; хотя кто знает?..» Счастье его, действительно, было переменчивым. Гейнсборо был очень привязан к жене и детям, которые унаследовали от него способности к рисованию. К каж­дой годовщине свадьбы он писал портреты Маргарэт, луч­ший из которых относится к концу 1770-х гг. В то же вре­мя художник не разделял увлечения своих близких светской жизнью и, будучи щедрым человеком, мучился от чрез­мерной бережливости жены. Но более всего Гейнсборо страдал из-за неизлечимого психического заболевания младшей дочери. Эта трагедия омрачила последнее деся­тилетие его жизни.

Между тем многие лучшие произведения художника к тому времени еще не были написаны. Он создает их в последний, лондонский период творчества. В 1774 г. Гейнс­боро вернулся в столицу, после того как стал одним из учредителей Королевской академии (1768 г.) и его карти­ны, представляемые на академических выставках, завое­вали огромный успех. В Лондоне он пишет в смелой жи­вописной манере превосходные парадные портреты королевских особ (Георга 111 и его жены Шарлотты, прин­ца Уэльского), признанных красавиц того времени Мэри Грэм (1775—1777 гг.), Элизабет Шеридан и герцогини Де­вонширской (оба в 1783 г.), многих видных политических деятелей и людей искусства. Но даже среди этих замеча­тельных полотен остаются непревзойденными «Дама в голубом» (портрет герцогини де Бофор, кон. 1770-х гг.) и портрет трагической актрисы Сарры Сиддонс (1785 г.), так же, как и пейзажи «Водопой» (1777 г.), «У дверей хижи­ны» (1780 г.), «Рыночная повозка» (1786—1787 гг.) и са­мая последняя, не сохранившаяся картина «Дровосек» (ок. 1787—1788 гг.). Это о них с такой проникновенностью писал Джон Констебл: «Пейзажи Гейнсборо пронизаны покоем, нежностью и любовью... Ему не было дела до подробностей; его целью было передать прекрасное чув­ство, и он полностью достиг этого».

Художник скончался 2 августа 1788 г. от рака горла. «Мы любим талантливого человека за то, что он нам ос­тавляет, — говорил он, — и оплакиваем то, что он отни­мает». То, что было оставлено Гейнсборо людям, навсег­да сохранит любовь к нему.