Выдающийся русский иконописец, крупнейший мастер московской школы живописи.

Мудрость можно выразить не только словом. Визуальный образ порой красноречивее философ­ского трактата. Особенно это ка­сается древнерусской иконописи. Вглядитесь в строгие лики святых, загляните в их глаза. Ведь перед вами не просто предметы культо­вого поклонения. На выцветших досках старинных икон, на обвет­шалых фресках древних монасты­рей — тайны мироздания, рас­крытые древними мастерами, их видение Бога, Вселенной, людей. Недаром многие ставят иконописца Рублева в один ряд с великими философами. Знаменитый русский скульптор Эрнст Неизвестный как- то сказал: «Рублев никогда не читал лекций по филосо­фии, не писал ни строчки. Он даже не говорил, так как дал монашеский обет молчания. Почему же он философ? Да потому, что в России было такое понятие: «умозрение в красках». То есть высокое искусство рассматривалось как одна из форм не только познания мира> но и созда­ния структур, равных философии».

Но, к сожалению, о жизни талантливого русского ико­нописца, жившего 600 лет назад, известно куда меньше, чем о многих философах Древнего мира. Немногочислен­ные факты его биографии по крупицам собраны из лето­писей и работ древнерусских писателей Пахомия Логофе­та и Иосифа Волоцкого. Родился Рублев между 1360 и 1370 гг. В конце XIV в. он был послушником в Троицком монастыре. В какой семье вырос, почему ушел от мир­ской жизни — на эти вопросы мы, наверное, уже никогда не получим ответов.

«Кто книги пишет, кто книгам учится, кто рыболовные сети плетет, кто кельи строит. Одни дрова и воду носят в пивоварню, другие хлеб и варево готовят», — так писал о монастырях современник Рублева. Послушнику Андрею досталась особая обязанность — научиться выражать цер­ковную мудрость на языке красок. Троицкий монастырь являлся неисчерпаемым источником этой мудрости. Здесь жил когда-то известный мыслитель своего времени Сергий Радонежский, «кроткий душою, твердый верою, смирен­ный умом». Возможно, Рублев еще застал старца в живых. Но и после смерти Сергия в монастыре царила созданная им атмосфера нравственной чистоты, трудолюбия, сердеч­ности. Молодой художник, как губка, впитывал моральные устои Радонежского. Позже это нашло отражение в его ра­ботах — таких светлых и человечных.

Однако, оставаясь в обители Сергия, Андрей Рублев не мог совершенствовать свой талант. Его влекла Москва, но­вый центр русских земель, который с каждым годом стано­вился все сильнее. Здесь строились храмы, со всей Руси (да что там Руси — из самой Византии!) съезжались зодчие, иконописцы. Здесь было у кого поучиться. Возможно, по­этому в 1400—1405 гг. Рублев оставил Троицкий монастырь и перебрался поближе к Москве, в Андроникову обитель. Здесь его заметил великий князь Василий Дмитриевич, сын Дмитрия Донского. Иконописца пригласили принять учас­тие в росписи Благовещенского собора Московского Крем­ля. Рублеву выпало работать вместе со знаменитым Феофа­ном Греком и неким старцем Прохором из Городца. Причем в летописи, повествующей об этой росписи, имя Рублева, как самого младшего по возрасту, стоит последним.

Шанс поработать рука об руку с самим Феофаном, приехавшим из Кафы, корифеем иконописи, был боль­шой удачей для Андрея. Он мог многому научиться у ма­стера, которого Епифаний, один из просвещенных писате­лей того времени, называл «преславным мудрецом, зело философом хитрым». Каждый его штрих смел и точен (его манеру именуют живописной скорописью), созданные им образы величавы, суровы, горды. Но Андрей, воспитан­ный на духовных традициях Сергия Радонежского, на­против, отказывался от присущей феофановскому письму доли драматизма и суровости. Он стремился к гармонии, спокойствию, ясности.

Скорее всего, Рублеву, Прохору и их помощникам до­велось писать в Благовещенской церкви фигуры апостола Петра, архангела Михаила, мучеников Дмитрия и Геор­гия и так называемые «праздники»-иконы, посвященные великим событиям в истории христианской церкви. Трудно с уверенностью сказать, какие из икон и фресок принад­лежат кисти Рублева. Вполне возможно, что он создал «Преображение». Это торжественная, светлая икона, в которой преобладают золотистые, розовые краски, яркая киноварь. Композиция очень гармонична: силуэт Христа вписан в круглую розетку, полукруг образуют и фигуры апостолов. Стремление к кругу, как к наиболее совершен­ной геометрической фигуре, будет характерно и для мно­гих более поздних работ Рублева.

В начале XV в. мастером были созданы также росписи Успенского собора близ Звенигорода. Здесь он работал вме­сте со старшим соратником и другом Даниилом Черным. Неизвестно, когда именно Рублев получил приглашение от князя Юрия Звенигородского — до или после работы в Московском Кремле. Княжий выбор пал на Андрея не слу­чайно. Юрий был крестником Сергия Радонежского, бра­том великого князя Василия Дмитриевича и о талантливом живописце, по-видимому, слышал давно. Росписи храмов в то время выполняли целые артели художников. Потому, хотя влияние Рублева ощущается в большинстве звениго­родских фресок и икон, однозначно рублевскими исследо­ватели считают только фрески с изображением Флора и Лавра. Эти росписи отличаются поразительной геометрич­ностью. Исследователь творчества Рублева М. Алпатов, опи­сывая фигуру Лавра, замечает: «Его голова с широкими прядями волос образует пирамиду, и эта пирамида соответ­ствует пирамидальное™ всей полуфигуры. Это придает об­разу большую устойчивость, тем более что круг медальона повторяется в круглом нимбе».

Среди ранних произведений Рублева — иллюстрации к «Евангелию Хитрову» (рукопись названа по имени позд­нейшего владельца). Андрей выполнил миниатюры, изоб­ражавшие евангелистов и их символы, заставки и иници­алы в виде фантастических животных. Работая над рукописью, он проявил много фантазии и мастерства: даже чудища в его исполнении грациозны и совсем не страш­ны. Самой завораживающей миниатюрой в «Евангелии Хитровом» считается изображение ангела, символа еван­гелиста Матфея. Здесь мы снова сталкиваемся с кругом. Внутри него шагает крылатый юноша. Композиция ми­ниатюры как бы гласит: все возвращается на круги своя. Эти иллюстрации близки к византийской традиции, но в отличие от стремительных образов греческих мастеров у Рублева все очень уравновешенно. Его святые живут не внешней, а внутренней, духовной жизнью.

«В лето 6916 майа 25 начата быть подписывати вели­кая и соборная церковь Пречистыя Владимирская пове­лением великого князя Василия Дмитриевича, а мастеры Данила иконописец да Андрей Рублев», — гласит древняя летопись. Действительно, в 1408 г. Даниил и Андрей были приглашены во Владимир. Здесь прикосновения их кис­тей ждали стены Успенского собора — огромного храма, возведенного еще до монгольского нашествия. Из влади­мирских работ Андрея Рублева и Даниила Черного наи­большую известность получили фрески, изображающие Страшный суд. Эта часть росписи покрывала своды, столбы и стены западной части храма, так что только выходя из собора вдохновленные молитвой прихожане обращали внимание на широкую панораму Страшного суда. Весь цикл представляет собой не отдельные иконы, объеди­ненные общей темой, а целостный мир, сродни создан­ному Данте в «Божественной комедии». Вот павший на колено пророк Даниил, которому ангел указывает на фрес­ку, изображающую суд. Вот апостол Петр, ведущий пра­ведников в рай. Вот сонмы трубящих ангелов... Изобра­жая Апокалипсис, Рублев не пытался никого напугать, у него нет назидательности, свойственной византийским мастерам. Роспись Рублева дает зрителю надежду на из­бавление, на новую жизнь.

В декабре 1408 г. на Русь двинулись полчища татар­ского хана Едигея. Его войска разорили Серпухов, Пере- славль, Нижний Новгород, Ростов, подошли вплотную к Москве. Был уничтожен Троицкий монастырь. В 1410 г. нападению подвергся Владимир. Успенский собор был разорен. Для русского народа наступили тяжелые време­на голода, разрухи, мора. Следы Андрея Рублева в этот период теряются. Возможно, он спасался в Андронико- вом монастыре. А может быть, иконописец отправился в более безопасные северные края. Так или иначе, но после нескольких лет напряженного труда последовали почти два десятилетия молчания.

В 1422 г. началось восстановление Троицкого монас­тыря. Вместо сгоревшего деревянного храма был постро­ен белокаменный. Для украшения нового собора игуме­ном Никоном были приглашены Андрей Рублев и Даниил Черный.

Для иконостаса Троицкого собора Рублевым была на­писана икона, которую все исследователи безоговорочно считают вершиной творческого наследия мастера. Речь идет о знаменитой «Троице». К Аврааму и его жене Саре явилось трое странников, предрекших престарелой жен­щине рождение сына. Пророк, догадавшись, что перед ним божество, приготовил для гостей угощение. Таков биб­лейский сюжет иконы. Рублев изображает странников в виде трех ангелов, склонившихся над чашей. Иконописец попытался выразить в их образах богословское представ­ление о триединстве Бога. Во многом это было достигну­то потрясающей композиционной выверенностью. Рублев вновь обращается к кругу. Его образуют фигуры ангелов, склонившихся друг перед другом. Круговое движение охва­тывает и все неодушевленные предметы — поникшее де­рево, повторяющее наклон головы среднего ангела, гор­ку, соответствующую линии спины правого. Левый ангел несколько напряжен, что подчеркивается высоким зда­нием за его спиной. Здесь все перекликается со всем. «Часть подобна целому», — так сформулировал основной композиционный закон картины М. Алпатов. Яркие, жиз­нерадостные краски иконы далеки от мрачного феофа- новского колорита. Многие считают, что Рублев в выборе цвета руководствовался впечатлениями от солнечного лет­него дня в средней России — переливы золотых нив с синими вкраплениями васильков. Трудно выразить сло­вами непостижимую красоту «Троицы». У этой иконы есть голос. Она звучит как симфония надежды.

Вернувшись из Троицкой обители, Андрей и Даниил приступили к росписи Андроникова монастыря. Но за­кончить ее не успели. Около 1430 г. Рублев умер. Не на­много пережил его и Даниил. Согласно преданию, неза­долго до смерти к нему явился с того света Андрей, «в радости призывающий его в рай». Облик друга был «све­тел и радостен». Как и все произведения Рублева.