Австрийский писатель. Романизированные биографии «Жозеф Фуше», «Мария Антуанетта», «Мария Стюарт», «Триумф и трагизм Эразма Роттердамского», «Кастелио против Кальвина», «Магеллан», «Бальзак» и др.; роман «Нетерпение сердца»; сборники рассказов «Первые переживания», «Амок», «Смятение чувств»; многочисленные биографические эссе, в том числе о Л. Н. Толстом, Ф. М. Достоевском, Э. Верхарне, Р. Романе, Стендале; книга воспоминаний «Вчерашний мир».

Европейский писатель и гума­нист Стефан Цвейг очень рано ощутил литературу своим жизнен­ным призванием. Однако как про­фессиональный прозаик он нашел себя не сразу. Потребовались дол­гие годы, чтобы прийти к тому прозрачному стилю, по которому Цвейга читатель узнает сразу, будь то новелла, эссе или жизнеопи­сание великой личности.

Жизнь Цвейга вначале склады­валась удачно и счастливо. Он родился в Вене 28 ноября 1881 г. в богатой еврейской се­мье и в детстве ни в чем не испытывал нужды. Литератур­ная одаренность проявилась у Цвейга рано и еще — ему везло: всегда находились редакторы, готовые печатать даже самые незрелые его стихи. Так были опубликованы пер­вые поэтические сборники «Серебряные струны» (1901 г.) и «Ранние венки» (1906 г.). В них звучали мотивы одино­чества, безответной любви, меланхолические раздумья над суетой жизни и бесконечностью мира. Но, несмотря на изысканность поэтической формы, стихи были явно под­ражательными.

Трудно было ожидать самостоятельности от молодого поэта, за плечами которого была лишь гимназия с ее ка­зенным режимом, тайное чтение стихов лидеров фран­цузского символизма Верлена, Рембо, Мелларме, увлече­ние Стриндбергом, Золя, музыкой Дебюсси, Шёнберга и Равеля. Даже университет мало повлиял на литературное становление будущего писателя, и только природная ода­ренность, колоссальная работоспособность дали Цвейгу возможность выделиться из ряда посредственных литера­торов того времени.

Очень рано он осознал, что каноны «нового» искусст­ва сковывают и тормозят его творческое развитие, но осво­бождение от декадентских влияний началось лишь тогда, когда молодой писатель познакомился с мировой класси­ческой, в том числе и с русской литературой XIX в.

Огромное влияние оказал на Цвейга талантливый бель­гийский поэт Э. Верхарн. Впоследствии в очерке «Воспо­минания о Эмиле Верхарне» Цвейг дал выразительный портрет этого поэта, раскрыв его духовный и физический облик, сочетавший мужественность с нежностью, утон­ченность с силой. Очерк стал памятником долголетней дружбы двух писателей и свидетельством той большой роли, которую сыграли поэзия, мировоззрение и личность Верхарна в жизни Цвейга.

Постепенно молодой Стефан приходил к рафиниро­ванной европейской культуре. Так, просьбу редактора одной из газет написать что-либо в поддержку сионист­ского движения Цвейг отверг вежливым отказом: еврей­ская тема ему уже казалась слишком мелкой по сравне­нию с проблемами Европы.

В 1911 г. Цвейг опубликовал сборник новелл «Первое переживание», куда вошли произведения, писавшиеся на протяжении 10 лет и объединенные общей темой — те­мой детства. Главные герои ранних новелл Цвейга — дети, они входят во взрослый мир и открывают в нем много­численные тайны, в том числе — и нелицеприятные.

К началу 20-х годов у писателя возник замысел боль­шой серии биографических очерков о великих личностях прошлого и настоящего. Это диктовалось стремлением Цвейга на живых примерах раскрыть силу плодотворнос­ти так лелеемых им идей гуманизма и человечности.

Воплотить этот замысел в жизнь помешала Первая мировая война. Цвейга устрашило националистическое безумие. Пытаясь уклониться от военной службы, он бла­годаря своим связям был зачислен офицером на архивно- библиотечную должность в Вене. Единственная поездка в сторону фронта состоялась в 1915 г. Цвейг был команди­рован в Галицию, только что освобожденную от русских войск, для сбора плакатов и листовок. Работа венского эстета-пацифиста была несложной: на каждой украинской станции к его вагону подбегали местечковые евреи, при­нося за пару крейцеров охапки русских плакатов.

Выступая против войны как таковой, Цвейг пытался восстановить оборванные связи с писателями и поэтами стран Антанты. В 1916 г. он побывал в Швейцарии, где тай­но встречался с Роменом Ролланом. На пути из Австрии в Швейцарию, Цвейг увидел две альпийские деревушки, рас­положенные по обе стороны границы, и его поразила мысль об абсурдности войны: в одной деревне матери могли спо­койно растить своих сыновей, а в соседней юношей отры­вали от мирной жизни и отправляли умирать в окопах Га­лиции за тысячу километров от дома. «Мой мир, который я любил беззаветно, — разрушен, все семена, которые мы посеяли, — развеяны», — с отчаянием писал он Роллану.

Цвейг был свидетелем начала распада Австро-Венгер­ской монархии, с болью и тоской переживал измену интел­лигенции прежним идеалам. Особенно тяжело он воспри­нял известие о том, что его друг и учитель Верхарн погиб на войне.

Пассивным свидетелем роковых событий Цвейг все же быть не желал — он хотел действовать. «Не обратитесь ли вы с призывом к писателям, — спрашивал он Роллана, — я думаю, что хорошо бы было издавать нечто вроде ежене­дельной газеты с увещеваниями против бесчеловечного ве­дения войны, с призывом к облегчению людских страда­ний. Возможно, что этот проект и не осуществится. Но надо доказать человечеству, что идеализм еще существует». Уве­щеваниями и уговорами Цвейг еще надеялся пробудить в людях сознание бессмысленности братоубийственной вой­ны. Свидетельством этому являются его публицистические выступления того времени, в которых пропагандировались идеи солидарности европейских народов.

После окончания войны Цвейг вернулся к прежним планам — написанию очерков о выдающихся людях раз­ных эпох. Последовал целый ряд невероятно популярных в те годы биографий и жизнеописаний: «Мария Антуанет­та», «Мария Стюарт», «Магеллан», «Бальзак»; циклы «Три мастера», «Борьба с демонами», «Поэты своей жизни», «Лечение духом».

Обращался Цвейг и к литературному прошлому России, написав достаточно много верного и интересного о Досто­евском и Толстом. Правда, о том, что происходило в боль­шевистской России, писатель, посетивший ее в 1930-е го­ды, умолчал. Впрочем, в этом он был не одинок. Не сказали всей правды и другие европейские гуманисты, побывав­шие в СССР в разные годы, — Ромен Роллан, Лион Фейхт­вангер. А Андре Жид позволил себе только записи в «Тай­ном дневнике». Судить сейчас об этом сложно, вероятно, только сами писатели смогли бы объяснить те или иные свои действия. Читатель же имеет дело только с фактами жизни мастеров слова и волен трактовать их поведение сообразно собственным версиям.

Европа по-прежнему оставалась для Цвейга единствен­ным очагом великой культуры. Он надеялся, что прошед­шая война будет последней, став наглядным уроком для народов и прививкой против военного решения полити­ческих проблем. Подъем нацизма привел к краху этих надежд. Кроме того, оказалось, что еврею в Германии и оккупированных ею странах, жить небезопасно. Книги Цвейга, как и многих других писателей, в 1937 г. жгли не за универсальный гуманизм, а как еврейскую заразу.

Весной 1938 г. Цвейг, уже находясь в Англии, узнал об обстоятельствах смерти в Вене своей престарелой матери. Больной женщине помогал пожилой родственник, но но­чью понадобилась врачебная помощь, а приехавшая мед­сестра отказалась остаться до утра, сославшись на только что введенные в Австрии «Нюрнбергские законы», соглас­но которым арийка младше 40 лет не могла ночевать в од­ном доме с евреем любого возраста.

Эмигрируя в Англию, писатель надеялся найти на Бри­танских островах защиту для мира и европейской культу­ры. Но и здесь его постигло разочарование. Англия — оплот демократии, парламентаризма и прав человека, пре­дала Чехословакию. События осени 1938 г. ужаснули Цвей­га: западная цивилизация не смогла или не захотела оста­новить продвижение Гитлера, а культ насилия оказался мощнее, чем силы разума, человечности и прогресса.

Последние годы жизни Цвейг провел в далекой Бра­зилии, в курортном поселке Петрополис, неподалеку от Рио-де-Жанейро. Здесь тяжелый духовный кризис, под­тачивавший силы писателя еще со времен разрушения его иллюзий, связанных с мирной Европой, достиг своего предела. Нацизм отобрал у Цвейга не только дом в Зальц­бурге с уникальной коллекцией манускриптов, он лишил писателя главного — веры либерала в торжество демокра­тии, гуманизма и справедливости.

23 февраля 1942 г. Стефан Цвейг вместе со своей вто­рой женой покончил счеты с жизнью. «Мир моего соб­ственного языка исчез для меня, и мой духовный дом, Европа, разрушила самою себя, — было сказано в его по­следней записке. — Я шлю привет моим друзьям. Быть может, им доведется увидеть утреннюю зарю после дол­гой ночи. Я же, слишком нетерпеливый, ухожу раньше».

По поводу самоубийства Цвейга было выдвинуто не­мало версий. По одной из них, наиболее распространен­ной, писатель принял роковое решение в связи с военны­ми событиями тех лет. По другой же, писатель просто почувствовал упадок творческих сил. Как говорил он сам. «Когда тебе за шестьдесят, нужны необыкновенные силы, чтобы начать все заново».

В некрологе на смерть Стефана Цвейга были такие сло­ва: «Его всемирная слава вполне заслужена, и печально, что сила духовного сопротивления этого одаренного че­ловека сломалась под тяжелым гнетом времени. Что всего более поражало в нем, так это талант психологически и художественно живо воссоздавать исторические эпохи и образы».