Русский и американский писатель. Романы «Машенька», «Король, дама, валет», «Возвращение Чорба», «Защита Лужина», «Приглашение на казнь», «Дар», «Другие берега», «Пнин», «Лолита», «Ада»; монография «Николай Гоголь»; повести, рассказы.

В мире было немало писате­лей, которые чувствовали себя легко в различной языковой сре­де. Можно назвать имена Камю, Беккета, Бродского. Но особое место в этом списке, видимо, все же занимает Владимир Набоков. Он не только одинаково талант­ливо писал на русском и англий­ском, но и собственноручно пе­реводил свои произведения с одного языка на другой. Такая способность была обусловлена воспитанием Набокова, выросшего в многоязыковой сре­де и получившего по тем временам прекрасное образова­ние в престижном Тенишевском училище и Кембридж­ском университете.

Владимир Владимирович Набоков родился 23 апреля 1899 г. в Петербурге в одной из самых богатых аристокра­тических семей России. (Достаточно сказать, что в сем­надцать лет он унаследовал одну из лучших русских уса­деб, принадлежавших семейству, построенную в XVIII веке для князя Безбородко, министра внешних сношений при Екатерине II.) Его отец, Владимир Дмитриевич Набоков, крупный общественный и политический деятель, проис­ходил из древнего дворянского рода. Набоковы состояли в разнообразном родстве с Аксаковыми, Шишковыми, Пущиными, Данзасами.

Володя Набоков был, пожалуй, одним из самых благо­получных и счастливых детей в России. Позже, уже будучи известным писателем, он с легкой грустью и ностальгией подробно описал в романе «Дар» свой земной детский рай.

Уже в юности будущий писатель проявил редкую для молодого человека отстраненность от политических со­бытий. На протяжении всего бурного 1917 г. он продол­жал писать любовные стихи, как будто вокруг ничего не происходило. В ночь штурма Зимнего дворца он, сочинив очередное стихотворение, сделал такую запись: «Пока я писал, с улицы слышалась сильная ружейная пальба и под­лый треск пулемета».

Эмиграция из большевистской России была для семьи Набоковых не только идеологическим протестом, но и средством спасения от физической расправы. Из Крыма Набоковы эмигрировали в Берлин, где Владимиру Влади­мировичу пришлось пережить страшную трагедию. В марте 1922 г. погиб его отец. В зале берлинской филармонии он заслонил собой от пули экстремиста своего оппонента, известного историка Милюкова.

В эмиграции молодой Набоков оказался перед выбо­ром — жить как все, просто выживая, либо, наперекор всему, хранить и пестовать прекрасную легенду своего происхождения. Он выбрал второе и на всю жизнь так и остался одиночкой.

Пытаясь разобраться в загадке его личности, биогра­фы отмечали три наиболее характерные его особенности. Во-первых, необыкновенная самоуверенность; во-вторых, почти беспощадная напряженность его чувств к другим людям. (Набоков мало кому позволял считать себя дру­гом, только отца, мать и жену с ребенком он любил с необыкновенной, неистовой преданностью). В-третьих, его индивидуализм. Он всегда отказывался приглаживать свои вкусы и взгляды в угоду времени, ненавидел всяческие объединения, обобщения, условности. Главными и в жиз­ни, и в творчестве для него были индивидуализм и пол­ная независимость.

В апреле 1925 г. Набоков женился на Вере Слоним. В 1931 г. у них родился сын Дмитрий. С женой он не раз­лучался никогда. Этот союз прошел под знаком верности и любви. Вера Евсеевна всячески оберегала писателя от нежелательных, на ее взгляд, контактов и встреч.

В эмиграции началась для Набокова серьезная лите­ратурная работа. В 1920-х годах под псевдонимом Сирин он начал печатать стихи, переводы, а затем и прозаиче­ские произведения. Один за другим выходят его романы «Машенька», «Король, дама, валет», «Возвращение Чорба». По своей языковой структуре проза Набокова корня­ми уходила в классическую прозу Гоголя, Толстого, Дос­тоевского. Но по стилю, по мировосприятию она опиралась на опыт русских символистов, в частности Андрея Бело­го, чей роман «Петербург» Набоков считал одним из че­тырех главных произведений XX века наряду с «Уллисом» Джойса, «В поисках утраченного времени» Пруста и «Про­цессом» Кафки.

Одно из самых совершенных произведений Набоко­ва — роман «Приглашение на казнь» — увидел свет в 1936 г. Все внимание в нем сосредоточено на внутреннем мире человека по имени Цинциннат Ц., сидящего в тюрьме в ожидании казни. Читатель не знает и не узнает до конца романа, в чем состоит преступление Цинцинната. Есть лишь намек на то, что он повинен в «некоторой своей особости и желании эту особость скрыть от других». У Цин­цинната тоже есть свое прошлое, в котором он испытал счастье. В том прошлом были сны, в которых мир пред­ставлялся ему облагороженным и одухотворенным. Теперь же ничего не осталось: любимая жена его предала, мать и родные не поняли, а самого Цинцинната окружил мир пошлости и моральных пыток. Герой оказывается в замк­нутом пространстве одиночества, где нет ни одного чело­века, «говорящего на его языке». Даже сокамерник, пыта­ющийся навязать Цинциннату свою дружбу, ведущий с ним душеспасительные беседы, в конце концов оказыва­ется палачом, который и казнит приговоренного.

В 1937 г. выходит роман «Дар». В нем Набоков пере­плел две сюжетные линии, образовавшие как бы роман в романе. Главный герой писатель Федор Годунов-Чер- дынцев пишет исследование о революционном демократе Н. Г. Чернышевском. Это эссе — одно из самых противо­речивых в критической литературе. Годунов-Чердынцев, а по сути, сам Набоков, изображает Чернышевского в та­ких тонах и в таких ситуациях, что исследование воспри­нимается как самая настоящая пародия на революцион­ного демократа и писателя. И все же сквозь глумливый тон проступает признание: такие люди, как Чернышев­ский, действительно герои в борьбе с деспотией государ­ства. Утрачивая прекрасный рай, человеческая душа долж­на возродить его в чувстве собственного достоинства.

Несмотря на необычайную творческую активность в 1930-е годы, Набоков испытывает материальные затруд­нения. Литературный труд не приносил особых доходов. Приходилось заниматься чтением лекций, выступления­ми, которые тоже приносили гроши. Несколько лет пи­сатель с семьей жил в Германии, однако находиться в стра­не, которая была охвачена безумными идеями Гитлера, было невыносимо не только по материальным обстоятель­ствам, но и по личным причинам. Жена писателя Вера Евсеевна Слоним-Набокова была еврейкой.

Переехав во Францию, Набоковы оказались в еще бо­лее бедственном положении. И с помощью благотвори­тельных организаций, а также поклонников таланта На­бокова, таких, как Рахманинов, графиня А. Л. Толстая, в 1940 г., за три недели до вступления гитлеровских танков во Францию, Набоков с женой и маленьким сыном пере­бирается в США. В 1945 г. Набоков принял американское гражданство.

Жизнь в Америке в материальном отношении у Набо­кова начиналась более чем скромно. Почти десять лет он перебивался случайными заработками, сотрудничал в аме­риканских журналах, преподавал русский язык и литерату­ру в ряде учебных заведений, в том числе и в Корнеллском университете. Все это время он с упорством работал над новыми книгами, пытался опубликовать их на русском язы­ке, но тщетно. Американская литературная интеллигенция, в большинстве своем, относилась к русским эмигрантам с подозрением. «Все-таки здесь (в Америке) нужно научить­ся жить, — говорил Набоков в одном из интервью, — я как- то зашел в автоматический ресторан, чтобы выпить стакан холодного шоколада. Всунул монету, повернул ручку и вижу, что шоколад льется прямо на пол. По своей рассеянности я забыл подставить под кран стакан. Так вот, здесь нужно научиться подставлять стакан».

Жизненные обстоятельства складывались так, что На­бокову пришлось оставить русский язык и перейти на английский. Об этом он сам объявил в письме в издатель­ство Нагрег & Вгоs в 1950 г.: «Новый вариант рекламы на суперобложке [автобиографии] кажется вполне удовлет­ворительным. Думаю только, необходимо подчеркнуть тот факт, что я американский гражданин и американский писатель». Этот переход был болезненным, но без него, по всей вероятности, Набоков не стал бы всемирно изве­стным. В Америке на английском языке были написаны монография о Н. В. Гоголе, романы «Другие берега», «Пнин», начата работа над переводом на английский язык «Евгения Онегина», снабженным обширными авторски­ми комментариями.

Несмотря на немалое количество написанного, Набо­ков не был особенно популярным ни на Западе, ни тем более в России, где его в те времена вообще мало кто знал. Знаменитым его сделал роман «Лолита», история любви зрелого мужчины к девочке, любви не платониче­ской, а самой что ни на есть плотской. Роман вызвал шумный литературный скандал и был назван критикой и цензурой «порнографическим». Конечно, при нынешней сексуальной открытости назвать порнографией описание отношений героя романа Гумберта и Лолиты было бы на­тяжкой. Даже во времена Набокова были и маркиз де Сад, и «Любовник леди Чаттерлей» Дэйвида Лоренса. Но воз­мущение вызвали не сами эротические сцены, а то, что бурная и губительная страсть проявлялась у взрослого мужчины к двенадцатилетней девочке, почти ребенку. Из великовозрастного любовника нимфетки он превращает­ся в самого обыкновенного преступника.

Четыри крупнейших американских издательства единодкушно отвергли «Лолиту», и только небольшое парижское издательство «Олимпия-пресс» решилось принять рукопись . Публикация в 1955 г. прошла незамеченной, и вначале книга не распродавалась. Все изменилось после того, как известный английский писатель, истинный католик Грэм Грин назвал «Лолиту» одной из трех лучших книг 1955 г. В результате «Лолита», изданная наконец в Америке, возглавила список общенациональных бестселлеров. Позже с присущим ему сарказмом Набоков отозвался на окололитературную шумиху, поднятую вокруг романана, едкими строчками:

Какое сделал я дурное дело,

И я ли развратитель и злодей,

Я, заставляющий мечтать мир целый,

О бедной девочке моей.

Роман «Лолита» принес Набокову не только всемир­но известность, но и деньги. После коммерческого успеха этого произведения издатели вдруг проявили интерес ко всему, что он когда-либо написал на русском языке.

С 1960 г. и до конца своей жизни Набоков жил в Швей­царии, в живописном курортном городке Монтре на бе­регу Женевского озера. Семья Набоковых снимала апар­таменты, занимающие весь верхний этаж в роскошном Палас Отеле. Жил Владимир Владимирович уединенно, избегал соприкосновения с каким-либо бытом (их обслу­живала целая свита лакеев). В Монтре Набоков много работал, наслаждался жизнью и творческой свободой. В 1964 г. был закончен англоязычный перевод «Евгения Онегина», а в 1969 г. вышел роман «Ада», вызвавший ог­ромный интерес читателей и критиков.

В свою частную жизнь Набоков не пускал никого. Он не признавал импровизаций и перед интервью всегда тре­бовал заранее показать вопросы, которые будут заданы, писал на них ответы и произносил уже написанный текст. «Я почти исключительно писатель, и мой стиль — все, что у меня есть», — говорил он.

Кроме литературы была у Набокова еще одна страсть — ловля и изучение бабочек. Бабочки и их цветущие «хо­зяева» — растения — были первой любовью писателя, интерес к ним возник уже в раннем детстве. В авто­биографической книге «Другие берега» есть такие стро­ки: «Если в качестве сочинителя единственную награду нахожу я в личных молниях и посильном их запечатле- нии... то — признаюсь — вскипаю непонятным волне­нием, когда перебираю в уме свои энтомологические открытия — изнурительные труды, изменения, внесен­ные мной в систематику... редкостных бабочек, которых я сам и поймал и описал, и свою отныне бессмертную фамилию за придуманным мною латинским названием или ее же, но с малой буквы, и с окончанием на латин­ское «1» в обозначении бабочек, названных в мою честь». Долгие годы писатель сотрудничал с Гарвадским музеем сравнительной зоологии, опубликовал более двадцати научных статей, высоко оцененных учеными-энтомологами.

Умер Владимир Владимирович Набоков 12 июля 1977 г. и похоронен на престижном кладбище близ Монтре. На надгробном, редкой породы, голубом камне надпись по- французски: «Vladimir Nabokov ecrivain» и годы жизни. Нет ни креста, ни портрета, зато вокруг могилы обилие цветов и зелени.

Русский читатель получил доступ к сочинениям писате­ля лишь спустя годы после его смерти. Набоков наконец «возвратился» на родину, обретя славу одного из лучших стилистов XX века. И при всей европейской и заокеан­ской известности он вряд ли имел более благодарных чи­тателей, чем его соотечественники.