Датский философ, теолог, писатель. Основные сочинения: «Либо—либо»; «Страх и трепет»; «Понятие страха»; «Болезнь к смерти»; «Повторение»; «Дневник обольстителя»; «Виновен? Не виновен».

«...Не только мои сочинения, но также и моя жизнь, причудли­вая интимность всего ее механиз­ма, станет предметом бесчислен­ных исследований». Эти слова принадлежат датскому теологу и философу Сёрену Кьеркегору. В них он словно предвидел судьбу своего творчества и поразительный интерес к его жизни, возникший у потомков. Это и не удивитель­но, поскольку все воззрения датского мыслителя настолько сопряжены с его духовной внут­ренней жизнью, что, кажется, нет ни одного момента жиз­ненных переживаний, который бы не отразился в его сочи­нениях. Да и сам философ признавался: «Во всем, что я написал, речь идет единственно и исключительно обо мне самом». Такого о себе наверняка не могли бы сказать ни Платон, ни Аристотель, тем более Кант или Гегель. При­чина столь откровенного эгоцентризма лежит прежде всего в одиночестве Кьеркегора, для которого весь мир действи­тельно сосредоточивался исключительно на собственных ощущениях и беспокойствах. Для мыслителя это было ес­тественным состоянием, которое не мешало писать глубо­ко, искренне и необычайно тонко.

В отличие от философов-рационалистов, Кьеркегор никогда не стремился к созданию определенных фило­софских систем. В предисловии к своему первому круп­ному произведению «Страх и трепет» он с некоторой долей иронии писал: «Создатель данного произведения никоим образом не является философом, он не понял настоящей философской системы, он не знает, есть ли тут какая- нибудь система и завершена ли она; для его слабой голо­вы уже достаточно одной самой этой мысли, а такую не­счастную голову должен в наше время иметь всякий, поскольку у всякого есть эти несчастные мысли». Имен­но таким «несчастным мыслям» и посвящено творчество знаменитого датского философа.

Родился Сёрен Аби Кьеркегор 5 мая 1813 г. в Копен­гагене. Он был седьмым и последним ребенком в семье состоятельного торговца Микаэля Кьеркегора, который жил на доходы от своего солидного капитала. Даже когда в Дании произошел финансовый кризис, это никак не отразилось на делах главы семейства, хранившего деньги в устойчивых акциях.

Воспитание юного Сёрена находилось под жестким контролем отца, человека мрачного, сурового, отличав­шегося религиозным фанатизмом. В шесть лет Сёрен по­шел учиться в школу, где хилому болезненному мальчи­ку, к тому же с искривленным позвоночником, на первых порах пришлось нелегко. Правда, очень скоро он научил­ся давать словесную отповедь насмешникам и обидчикам, за что получил от отца прозвище Вилка.

Окончив школу, 17-летний Сёрен по настоянию отца поступил на теологический факультет Копенгагенского уни­верситета. По правилам этого учебного заведения, его как студента должны были сразу же зачислить и в королевскую лейб-гвардию, но состояние здоровья юноши так и не по­зволило послужить королю в качестве офицера. Да и тео­логия не очень-то интересовала студента. Возможно, пото­му он и проучился в университете целых десять лет, так и не сумев пробудить в себе «искру вдохновения» к теологии.

Нрав этого «вечного студента» совершенно не соот­ветствовал его суровому воспитанию и будущей профес­сии. Сёрен вел довольно беспорядочный, разгульный об­раз жизни, более свойственный молодежной богеме, чем теологу. Попойки в ресторанах сменялись посещениями оперного театра, дружеские вечеринки чередовались с бесплодным ничегонеделанием. Но, видимо, отец все же надеялся, что беспутный сын-повеса все-таки образумит­ся и примется наконец за серьезное дело, потому и опла­чивал все его долги.

И перемена действительно произошла. После непро­должительного периода депрессии Сёрена вдруг посетило настоящее любовное вдохновение. Объектом его внима­ния стала 14-летняя Регина Ольсен, с которой 24-летний Кьеркегор познакомился в мае 1837 г. Как ни странно, они были по характеру совершенными антиподами: Реги­на — жизнерадостная, непосредственная оптимистка; Сё­рен — нервно-ироничный, претенциозный и самовлюб­ленный. Однако крайности, хотя и редко, но сходятся: молодые люди испытали подлинное влечение друг к дру­гу. Как писал Кьеркегор в дневнике: «Я пережил в самом себе за полтора года больше поэзии, чем во всех романах, вместе взятых». Увы, это была первая и последняя лю­бовь философа. Через три года после знакомства Сёрен и Регина наконец объявили о своей помолвке. Но спустя день после обручения жених уже сожалел об этом, а еще через год Регина получила обратно обручальное кольцо с прощальным письмом, в котором была и такая фраза: «Прости человека, который если и способен на что-ни­будь, не способен, однако, сделать девушку счастливой». С какой стороны ни смотреть на этот шаг Кьеркегора, он должен выглядеть в глазах обывателя странным. Исследо­ватели жизни мыслителя высказали множество гипотез и домыслов, вплоть до того, что он был импотентом или (по другой версии) принес любовь в жертву, как библей­ский Авраам своего единственного сына. Объяснение са­мого Кьеркегора, пожалуй, самое искреннее и точное: «Если бы я женился на Регине, я никогда не стал бы са­мим собой».

Несмотря на разрыв, Кьеркегор до конца жизни со­хранил любовь к женщине, так и не ставшей ему женой. Он встречался с ней и позже, писал письма, посвящал свои философские труды. А когда Регина спустя шесть лет вышла замуж, Кьеркегор записал в «Дневнике»: «Она вышла замуж. Когда я прочел об этом в газете, меня слов­но хватил удар». Сама же Регина, в замужестве Шлегель, пережила своего первого возлюбленного почти на полве­ка. «Он пожертвовал мною во имя Бога», — написала она перед смертью.

Разлука с Региной произошла незадолго до того, как Кьеркегор защитил магистерскую диссертацию «О поня­тии иронии с особым вниманием к Сократу» (впослед­ствии он назвал себя «магистром иронии»). Уже в этом, первом его серьезном труде обнаружилось глубокое зна­ние диалогов Платона, философии Гегеля, европейских антигегельянцев.

В 1838 г. умер отец Кьеркегора. Еще раньше Сёрен ли­шился матери, сестры и двух братьев. По наследству он получил крупную сумму денег, размещенную в ценных бу-­магах. Это позволило начинающему философу жить на ши­рокую ногу, ни в чем себе не отказывая. Он поселился в просторном доме, нанял слугу и секретаря. Отныне и до конца своих дней Кьеркегор жил настоящим отшельником, для которого существовала одна страсть — писательство. «Я живу, — отмечал философ в «Дневнике», — как в осаде, не желая никого видеть и постоянно опасаясь нашествия противника, то есть какого-нибудь визита, и не желая вы­ходить». Правда, Кьеркегор все же изредка выходил из сво­его добровольного заточения, медленно прогуливался по улицам Копенгагена в широкополом цилиндре, с зонтом в руках и неизменной сигарой. Вернувшись в свою «крепость», он принимался за работу. За исключением нескольких ме­сяцев преподавания латинского языка и кратковременных занятий в пасторской семинарии, Кьеркегор никогда не занимал какой-либо должности. Зато работоспособностью он отличался поразительной: писал днем и ночью, при све­чах до рассвета, ценя больше всего на свете «тишину духов­ного часа», когда никакой человеческий голос не нарушает «бесконечность раздумья и мыслей».

Через четыре года после «самозаточения» увидел свет крупнейший труд философа — двухтомная этико-эстетическая работа «Либо—либо». А в последующие 12 лет (вплоть до смерти) были напечатаны 15 томов Собрания сочине­ний, куда вошли этические, эстетические, философские и религиозные сочинения, составившие основу мировоз­зрения Кьеркегора.

Работа «Либо—либо», опубликованная под псевдони­мом Виктор Эремитаимела большой успех у читатель­ской публики: в 1849 г. даже вышло второе издание. Кьер­кегор стал копенгагенской знаменитостью, ибо ни для кого не было секретом, кто скрывался под псевдонимом авто­ра этой книги, как и других книг, тоже изданных под раз­ными псевдонимами. Однако вскоре слава Сёрена начала приобретать скандальный оттенок. Произошло это после опубликования его литературных произведений «Повто­рение», «Дневник обольстителя» и «Виновен? Не вино­вен», в которых описывались отношения Кьеркегора с Региной Ольсен, приведшие к разрыву влюбленных. Эти признания вызвали небывалое возмущение датских обы­вателей, а местную прессу «украсили» язвительные ка­рикатуры на Кьеркегора, который вдруг стал предметом насмешек и издевательств. На улицах его появление со­провождалось бранью прохожих и толпами мальчишек, которые с возгласами «либо — либо» дразнили опромет­чивого автора и бросали в него камни. Все это еще более усилило в Кьеркегоре чувство одиночества и горечи: «Если Копенгаген вообще когда-нибудь был единого мнения о ком-нибудь, то я должен сказать, что он единодушен обо мне: я — тунеядец, праздношатающийся бездельник, лег­ковесная птичка... Для целого слоя населения я действи­тельно существую как полупомешанный».

В эти годы, казалось бы, полностью заполненные лю­бимым делом, Кьеркегор чувствовал себя беспомощным и несчастным. Его постоянно одолевали меланхолия, де­прессии, всевозможные страхи. В дальнейшем исследова­тели исписали горы книг о психопатологии философа, обнаружив у него немыслимое число аномалий. Среди них и шизофрения, и эпилепсия, и «эдипов комплекс», и ма­зохизм, и маниакально-депрессивный психоз, и даже бес­сознательный гомосексуализм. Вероятно, какие-то из этих отклонений Кьеркегору были действительно присущи. Но с тем же успехом определенные психические расстрой­ства можно обнаружить у любой гениальной личности, да еще испытавшей в детстве всю суровость отцовской опе­ки. Важно другое: Кьеркегор был философом огромной одаренности, обладавшим высочайшим литературным мастерством и изобретательностью. Этого не понимали современники, и Сёрен не без основания замечал: «Каза­лось бы, я пишу такие вещи, от которых должны рыдать камни, но читатели лишь слышат моих современников». Пренебрежение и даже презрение были его жизненным уделом. Главное философское произведение — «Заклю­чительное ненаучное послесловие» не вызвало ни малей­шего интереса и разошлось тиражом всего в 50 экземпля­ров. Не замеченными в течение десятилетий оставались и многие другие его сочинения.

Между тем Кьеркегор исследовал важнейшие вопросы человеческого существования, касающиеся жизни, смер­ти, тревог, взлетов духа и упадка разума. Он первым вы­двинул идею «экзистенциального мышления», связанно­го с внутренней духовной жизнью личности, ее самыми интимными переживаниями. Чрезвычайно сложная и пол­ная противоречий человеческая жизнь не поддается уси­лиям рассудка понять ее, результатом чего является «бес­силие мысли», настоящий «скандал для рассудка».

Относясь к человеку как к смыслу и цели мировой эволюции, Кьеркегор критиковал предшествующих фи­лософов, и прежде всего Гегеля, за слишком абстрактный подход к человеку. Мыслители, утверждал Кьеркегор, пре­выше всего ставят всеобщее, дух, материю, Бога, прогресс, истину, тем самым умаляя значение индивидуума. Они ищут в человеке только его сущность, теряя из виду жи­вое, уникальное своеобразие.

Не приняв общение как форму выхода из одиноче­ства, Кьеркегор обратился к христианской религии, в ко­торой у него Бог обрел личностные качества. Философ противопоставил понятия веры и разума, восприняв веру как иррациональное начало, в глубине которого первен­ствует воля — корень жизни. Он одним из первых под­верг философскому анализу такое чувство, как страх. Философ проводил парадоксальную мысль: самое боль­шое несчастье человека — безусловное доверие разуму. Во всех произведениях он не уставал повторять, что задача философии — вырваться из сетей разумного мышления и найти в себе смелость искать истину в том, что считается абсурдом, бессмыслицей, парадоксом. Видимо, не случай­но много лет спустя Кьеркегором так восхищались экзис­тенциалисты Гуссерль, Сартр, Камю, Ясперс, Хайдеггер, считавшие своего великого предшественника «Коперни­ком философии», положившим начало новой эре в исто­рии философии.

Последние годы жизни Кьеркегора отмечены неудер­жимым бунтом против протестантской церкви и царящих в ней нравов и обычаев, лицемерия и декоративной об­рядности. На страницах разоблачительного листка «Мгно­вение», издававшегося на последние оставшиеся от от­цовского наследства деньги, Кьеркегор с негодованием восставал против клерикалов, предавших заветы Христа.

Последний номер этого издания так и не вышел из печати. Переживания и нервное потрясение привели к роковому исходу: во время очередной прогулки Кьерке­гор потерял сознание прямо на улице, а через несколько дней, отказавшись от причастия, скончался в возрасте 42 лет. Смерть наступила 11 ноября 1855 г.

На надгробном памятнике Сёрена Кьеркегора высечена странная эпитафия, избранная им задолго до смерти, — «Тот Единичный». От этих двух слов веет какой-то не­объяснимой загадочностью и мистикой. Впрочем, эпита­фия вполне согласуется с жизнью и творчеством великого датчанина, считавшего, что именно в человеке заключены все земные и небесные тайны бытия.