Известный русский живописец и график, портретист и пейзажист, создатель монументальных исторических полотен, книжный иллюстратор, мастер театрально- декоративного искусства. Автор более трех тысяч произведений. Педагог, просветитель и общественный деятель. Действительный член Академии художеств России, член Королевских академий художеств Мадрида и Барселоны. Доктор искусствоведения, профессор, основатель и ректор Всероссийской академии живописи, ваяния и зодчества (1988г.). Обладатель почетных званий и наград: народного художника СССР(1980г.), ордена Вишну (Лаос), премии им. Д. Неру (Индия), ордена Святого Михаила (Португалия), золотой медали «За выдающийся вклад в мировую культуру» (ЮНЕСКО), ордена Преподобного Сергия Радонежского (1999г.), ордена «За заслуги перед Отечеством» 111 степени (2000г.) и др. Создатель патриотического клуба «Родина» (нач. 1960-х гг.), один из организаторов Всероссийского общества охраны памятников истории и культуры, вице- президент фонда «Русская соборность». Автор книг «Дорога к тебе» (1965—1966гг.) и «Россия распятая» (2000г.).

Илья Глазунов — знаковая, культовая фигура в русском ис­кусстве XX века. Нередко его на­зывают «зеркалом нашей эпохи». Это определение, хотя и ставшее расхожим, довольно точно харак­теризует Глазунова — и как чело­века, и как художника. Ибо его жизнь и творчество представля­ют собой поистине удивительный сплав несоединимого. Они так же противоречивы, как и та действи­тельность, которую художник вот уже более 40 лет изображает на своих монументальных полотнах.

Во все времена и при любом строе — в годы хрущев­ской «оттепели» и брежневского застоя, перестроечного бума и демократических надежд — Глазунов всегда оста­вался «на плаву», умудряясь сказать свое слово картинами, книгами, публицистическими выступлениями, педагоги­ческой, просветительской и общественной деятельностью. И что самое удивительное, слово это, идущее, казалось бы, вразрез с общепринятым, официальным мнением, делало художника одновременно и гонимым, и обласкан­ным властями. В этом поразительном умении приспосаб­ливаться к любым обстоятельствам, несомненно, прояв­ляется еще один дар известного живописца, не менее большой, нежели художественный.

Удивительна и эстетическая позиция художника: не­преклонность и категоричность в изображении истории России, смелый отказ от фальшивых ценностей соцреа­лизма совмещаются в ней с ретроградством, ярым непри­ятием многих истинных ценностей мирового искусства. В частности, вряд ли можно согласиться с утверждения­ми Глазунова, сделанными на страницах его книги «Рос­сия распятая». В одном месте он категорично заявляет: «Я не любил, не люблю и никогда не буду любить Сезан­на, с которого начинаются все монографии "современно­го искусства", потому что Сезанн открыл путь к кубизму и сменившему его авангардизму». В другом — с такой же неприязнью он пишет о не менее выдающемся мастере: «Пикассо показался многим голым королем, скрывающим свою несостоятельность за холодными ребусами выдумок, выдаваемых за свободу индивидуальности». Еще больше достается от этого убежденного реалиста Малевичу и Кан­динскому, представителям русского и мирового авангар­

да. Тем самым Глазунов отметает любые другие направле­ния в искусстве, оставляя право на существование только реалистическому.

Отношение современников к творчеству художника так­же крайне противоречиво. С одной стороны — восторжен­ное преклонение, с другой — не менее ожесточенное не­приятие. Середины нет. Непростая ситуация, осложненная к тому же его монархическими убеждениями. Сторонники Глазунова считают его истинным сыном Отечества, гени­альным создателем русской живописной летописи. Про­тивники называют его убеждения национал-шовинисти­ческими, а творчество приравнивают к китчу — одному из проявлений массовой культуры. Специалисты-искус- ствоведы чаще всего обходят его стороной. Тем не менее и в России, и за рубежом он считается одним из самых знаменитых современных русских художников. Сам о себе Глазунов без ложной скромности говорит, что он пришел из XIX века, но является и человеком XXI века.

Жизненный и творческий путь художника более всего связан с Петербургом и Москвой. В первом городе он родился и провел свои детские и юношеские годы. С дру­гим Глазунов связывает свое «второе рождение»: «Москва меня сделала осознанно русским». Именно этот город, по словам художника, научил его различать добро и зло, вы­ковал его характер.

Родился Глазунов в интеллигентной петербургской се­мье. Отец его, Сергей Федорович, историк по профессии, был родом из крестьян деревни Петровское Ярославской губернии. Родословная же матери, Ольги Константинов­ны, вела свое начало с древности. Впоследствии заняв­шись ее изучением, Илья нашел документы о своих пред­ках — Флугах, живших в VII в. и состоявших в родстве со славянской королевой Любушей. Один из них был при­глашен в Россию еще при Петре I для преподавания ма­тематики и фортификации, участвовал в сражении со шведами. От него и пошла русская ветвь семейства, в ко­торой было немало известных деятелей в различных об­ластях, одаренных к тому же музыкальными, или живо­писными, или литературными талантами. Так, дядя художника, академик медицины Михаил Федорович Гла­зунов, увлекался русским искусством и имел прекрасную коллекцию живописи. Поэтому неудивительно, что в се­мье маленького Илюшу окружала атмосфера любовного отношения к историческому прошлому России, ее куль­туре и искусству.

Но детство его закончилось слишком рано: во время Второй мировой войны в голодном блокадном Ленингра­де погибли родители и большинство родственников. Маль­чик, чудом вывезенный из города по «дороге жизни», оказался в глухой новгородской деревушке Гребло. Здесь он прожил два года в семье колхозницы Марфы Скороду- мовой. Эта простая женщина, приютившая голодающего и спасшая его от смерти, стала для Глазунова олицетворе­нием силы и величия русской души.

Вернувшись в родной город в 1944 г., он поступает в среднюю художественную школу, а после ее окончания — в институт им. И. Е. Репина. Уже в студенческих работах Глазунова проявляется не только талант, но и собствен­ное мировоззрение, стремление к поиску новых тем и сюжетов, выразительных средств их изображения. Свой стиль складывается непросто. «Я очень долго мучился над вопросом, смогу ли я когда-нибудь стать художником, — вспоминает он сейчас. — В детстве у меня не получались даже самые простые рисунки. Я ходил в музеи специаль­но для того, чтобы смотреть холсты великих художников, и поражался, с какой легкостью и точностью они выри­совывали каждую деталь. Но однажды у русского худож­ника Репина в его книге "Далекое близкое" я прочел, что для того, чтобы стать художником, надо творить от души, не ориентируясь ни на кого, рисовать то, что тебе близко. Это мне очень помогло в моем творчестве».

Трудно сказать, насколько молодому художнику, бу­дущему ниспровергателю соцреализма, была близка тема, которую он отразил в картине о коммунисте Юлиусе Фу­чике (1956 г.), но заявить ему о себе она действительно помогла. Выполненное за год до окончания института полотно было отправлено на международную выставку студенческих работ в Праге и получило Гран-при. После такого успеха двадцатишестилетний художник организует в Москве первую персональную выставку, представив на ней 80 работ. Это было неслыханно — ведь студенту за короткое время удалось создать такое множество поло­тен, посвященных сложным темам и идущих вразрез с канонами официального советского искусства. Выставка стала сенсацией. Этому в немалой степени способствова­ла и шумиха, поднятая в зарубежной прессе, расценив­шей его произведения как «удар ножом в сердце соцреа­лизма». Вслед за ней посыпались заказы. Портретная галерея Глазунова, начавшаяся с изображения актеров французского театра Жана Вилара, вскоре пополнилась портретами известных итальянских мастеров культуры — Джины Лоллобриджиды, Джульетты Мазины, Федерико Феллини, Лукино Висконти, Марио дель Монако и др. Для их создания художника пригласили в Италию. От­кликом на эту поездку стала книга Паоло Риччи о творче­стве Глазунова. А после выставки его работ в Риме италь­янская пресса нарекла его «Достоевским живописи». (Здесь уместно упомянуть об интересной метаморфозе «титулов» художника: спустя 40 лет в оде, написанной к 70-летию Глазунова, Илья Резник назовет его не менее величаво — «Микеланджело России».)

Ажиотаж вокруг творчества молодого бунтаря, конечно же, не был лишен определенной идеологической подо­плеки. Но возник он не на пустом месте. Талантливость Глазунова ни у кого не вызывала сомнений. Очевидным было и то, что уже в ранних работах ему удалось с без­ошибочной точностью определить те темы и сюжеты, ко­торые остро волновали зрителей и до него практически не поднимались в советском искусстве. Это умение на­щупывать и заполнять «тематические ниши» было и оста­ется одним из существенных достоинств художника. Че­тыре живописных цикла, начатые им в 1960-е гг., стали характерными для всего его творчества. Это «Вечная Рос­сия», посвященная героической истории русского наро­да; «Город», представляющий собой лирический рассказ о современности; иллюстрации к русской классике, и прежде всего к произведениям Ф. М. Достоевского, а также серия портретов.

Но полотна Глазунова привлекали не только своей те­матикой. Они выделялись нетрадиционным подходом к построению картины, нарочитой броскостью, эффектно­стью изображения, использованием необычных деталей или персонажей. Все эти качества в полной мере прояви­лись уже в дипломной работе художника — картине «До­роги войны» (1954—1957 гг.). Несмотря на то что в ней он бросает дерзкий вызов искусству, воспевающему лжеге­роизм, и вместо лакированного показа подвигов изобража­ет трагедию отступления, многое и в замысле, и в испол­нении ее оставляет ощущение какой-то искусственности. Она скорее напоминает массовую сцену театральной по­становки, где все герои расставлены по мизансценам, мало связаны друг с другом и выглядят довольно банально. Чтобы усилить впечатление, Глазунов пользуется экстра­ординарным приемом: вводит в картину некого апокалип­сического всадника на ржущем белом коне, а ребенку, изображенному на переднем плане, придает черты мла­денца Христа. Преподаватели учли и дерзость, и художе­ственные просчеты картины, оценив ее отметкой «удов­летворительно». И из баловня первого успеха Глазунов превращается в простого учителя рисования сначала в Ижевске, а потом в Иваново. Но эта «опала» длится не­долго.

Вскоре Илья Сергеевич, женившийся еще в студен­ческие годы на талантливой художнице Нине Виноградовой-Бенуа, возвращается в Москву. Сведения об этом периоде его жизни довольно противоречивы. С одной сто­роны, много пишется о том, что Глазунову приходилось долгое время влачить жалкое существование: отсутство­вало жилье, путь в Союз художников был закрыт, и ему приходилось работать грузчиком и кочегаром в бойлер­ной. По другим источникам, изгой Академии художеств активно подрабатывал, исполняя заказы на портреты пре­имущественно дипломатов и кинозвезд — частых гостей в его мастерской. Тогда же он объявляет себя русофилом и начинает коллекционировать старинные иконы. Так или иначе, но в 1970-е гг. Глазунов действительно становится самым модным русским портретистом. Ему заказывают свои портреты премьер-министр Дании Краг, короли Лао­са, Испании и Швеции, президент Финляндии У. Кекко­нен, премьер-министр Индии Индира Ганди и даже Папа Римский. Пользуются его живописными услугами и мно­гие советские лидеры. Все эти громкие имена стали для Глазунова своеобразным мандатом для вхождения в верх­ние эшелоны художественной элиты. Так, не признан­ный советским официальным искусством, он превраща­ется в известного «придворного» художника, с одной стороны, гонимого, а с другой — любимого сильными мира сего. Именно тогда в зарубежной прессе Глазунова стали называть «художником королей и королем художников».

Но его «королевством» становится не столько порт­рет, сколько монументальная историческая живопись. В 1970—1990-х гг. появляются самые знаменитые полот­на Глазунова — «Мистерия XX века», «Вечная Россия», «Великий эксперимент», «Поле Куликово», «Моя жизнь», «Возвращение блудного сына», «Россия, проснись», «Прощание» и многие другие. Все они действительно по широте и глубине охвата исторического материала не имеют аналогов в современном русском искусстве, но по способу художественного воплощения не блещут мастерством. В них много эффектности и мало души, поскольку их персонажи — не живые, реальные люди, а лики, застывшие и однообразные. Но зрителей прежде всего поражает тема и масштабность изображения. Имен­но так произошло с «Мистерией XX века», которая ста­ла настоящим общественным явлением, символом про­рыва из затхлого мира социалистических канонов к новым, пугающим тогда своей смелостью формам, обра­зам и идеям. Сам факт написания такой картины — несомненная заслуга Глазунова. Одно плохо, что за гром­ким общественным звучанием не осталось места для живописи. Последний вариант картины (а их было не­сколько), насыщенный 174 персонажами, более напоми­нает плакат, нежели художественное полотно.

Судьба «Мистерии» складывалась непросто. В одном из интервью художник рассказывал: «"Мистерию" я на­чал писать, как ни странно, в Германии. Но там картина вызвала бурный протест. Не все ее поняли — ведь там были изображены Гитлер, Сталин, Брандербургские во­рота... На рулоне я привез ее в Москву и писал в двух комнатах. А последняя "Мистерия" была выставлена на двух выставках. Только воля художника может объеди­нить столь разных людей. Это и есть мистерия. На одном холсте — силы и идеи, определившие историю XX века... А за ту первую "Мистерию", вы знаете, меня, приравняв по статусу к Солженицину, хотели выслать в Америку. Один голос перевесил в мою пользу. Меня послали "все­го лишь" на три месяца в глухую тайгу, на БАМ...»

Глазунова действительно миновала участь диссидента. Да и сам он к ней явно не стремился. С таким же успе­хом, как и свои «антисоветские» исторические полотна, он писал строителей БАМа и монтажников Нурекской ГЭС, таджикских колхозниц и героев вьетнамской вой­ны. Все они являются чистейшими образцами того само­го соцреализма, против которого так яростно выступал художник.

Одновременно с этими работами Глазунов проявил себя и как мастер театрально-декоративного искусства. Вместе с женой Ниной Александровной, тонким знатоком русского костюма, он создал по-настоящему интересное оформле­ние к постановкам опер «Сказание о невидимом граде Ки­теже и деве Февронии» (Большой театр), «Князь Игорь» и «Пиковая дама» (Берлинская опера), балета «Маскарад» (Одесский оперный театр). В 1981 г. художника даже на­значили директором Музея декоративно-прикладного и народного искусства. И здесь его первым и верным помощ­ником была Нина Александровна. Нельзя не отметить, что эта красивая и талантливая женщина, потомок знаменито­го рода Бенуа, сыграла немалую роль в становлении и раз­витии Глазунова как художника. Отличавшаяся тонким вку­сом и эрудицией, имевшая безупречную репутацию в художественных кругах и обширные связи, она делала для любимого мужа буквально все: сдавала кровь, чтобы ку­пить ему краски, добивалась заказов, решала вопросы с жильем, была другом и советчиком и... даже прощала его многочисленные измены. Молодой, красивый, знаменитый, одетый всегда с иголочки художник многим вскружил го­лову, быстро увлекался и был безумно ревнив. Однажды, еще в начале своей семейной жизни, он познакомился с восемнадцатилетней актрисой Ларисой Кадочниковой, до­черью знаменитой Нины Алисовой. Три года длился их роман. О нем знали все. Даже его жена Нина. Позже Лари­са вспоминала: «Он выматывал меня. Эмоционально. Я ужасно уставала... Я почти не спала. Наши отношения были на грани истерии. Глазунов поклонялся Достоевско­му и хотел, чтобы его окружали и страсти по Достоевскому. На пределе человеческих возможностей. Только тогда он мог работать, это вдохновляло его. Он бесконечно требовал от меня признаний в любви. К нему, гению... Наша связь была болезненной и красивой».

Глазунов неоднократно рисовал свою жену. Ее порт­реты, пожалуй, самое лучшее из всего написанного худож­ником. В них много душевного тепла и затаенной грусти. В 1986 г. Нина Александровна покончила жизнь самоубий­ством. выбросившись из окна. Ее смерть стала страшным ударом для художника.

Но горе не сломило Глазунова. Он по-прежнему по­лон энергии и творческих замыслов. В 1988 г. художник основал Всероссийскую академию живописи, в которой в духе реалистического искусства обучает 450 студентов. Бок о бок с ним преподают здесь и его дети — сын Иван и дочь Вера.

Весь свой мощный заряд русского проповедничества, за который В. Солоухин назвал Глазунова «вихрем служе­ния во имя России», художник отдает национальной идее. Этому подчинены его публицистическая и общественная деятельность, работа по охране и восстановлению памят­ников культуры. И конечно же, творчество, которое ско­рее можно расценивать как цветную иллюстрацию к пуб­лицистическим выступлениям Ильи Сергеевича. Новые его работы — «Рынок демократии» и «Осквернение храма в пасхальную ночь» также излишне пафосны, плакатны и густо «населены» причудливыми персонажами и излюб­ленными ликами. Сюжеты его произведений повторяют­ся, художественные приемы тоже.

Но на выставках Глазунова по-прежнему многолюдно. И это лишний раз доказывает существование духовного вакуума в современном обществе, отсутствие мастеров жи-­вописи, способных достойно заполнить ту нишу в искусст­ве, которая до сих пор искусно прикрывается красочными глазуновскими плакатами. Недаром художник говорит: «У меня вообще нет никаких конкурентов и не может быть, просто я ни с кем не конкурирую, не бегу, как на соревно­ваниях». Действительно, конкурентов нет. А жаль.