Выдающийся итальянский живописец и скульптор.

«Сказать вам, какими качества­ми определяется, по-моему, насто­ящее искусство? — спросил од­нажды Ренуар одного из своих будущих биографов Вальтера Паха. — Оно должно быть неопи­суемо и неподражаемо... Произве­дение искусства должно налететь на зрителя, охватить его целиком и унести с собой. Через произве­дение искусства художник переда­ет свою страсть, это ток, который он испускает и которым он втяги­вает зрителя в свою одержимость». Без сомнения, большин­ство картин Амедео Модильяни обладает теми свойствами, о которых говорил прославленный Ренуар.

В его удивительных полотнах за подчеркнутой услов­ностью и намеренным упрощением скрывается «нечто безусловно настоящее, нечто жизненно сложное и поэти­чески возвышенное», нечто, не поддающееся словесному описанию. Его портреты и «ню» (обнаженная натура) по­ражают своей психологической определенностью — в них почти всегда угадываются «и характер, и судьба, и непо­вторимость душевного склада» модели. Ведь Модильяни, тонкому психологу и, как его называли, «великому со- страдателю», всегда было свойственно «мучительное, на­пряженное вглядывание в людские души». «Человек — вот что меня интересует. Человеческое лицо — наивысшее создание природы. Для меня это неисчерпаемый источ­ник», — говорил живописец.

Свои картины он создавал за один-два сеанса, будто бы «на лету», почти на грани импровизации. Все они на­писаны в характерной для него неподражаемой творче­ской манере, которую художник никогда не менял, а лишь «усугублял, варьировал и углублял» с годами. На вытяну­том лице, зачастую напоминающем плоскую маску, — миндалевидные глаза, нос лопаточкой или с легким изги­бом, небольшой рот с плотно сжатыми губами, шея неес­тественно вытянута либо вовсе отсутствует... Живописца не раз упрекали за то, что все его портретные полотна на одно лицо. Действительно, модели, позировавшей Моди­льяни, не приходилось надеяться на свое полное сходство с портретом. Но все же этот упрек теряет смысл, стоит только взглянуть на его наиболее известные работы — «Беатриса Хестингс», «Поль Гийом» (обе в 1915 г.); «Дама с черным галстуком», «Сутин», «Госпожа де Парди» (все в 1917 г.); «Жанна Эбютерн», «Анна Зборовская» (обе в 1918 г.). При явной их схожести, каждый образ неповто­рим и индивидуален, наполнен «своим», особым смыс­лом: Анна Зборовская женственна, полна достоинства и простоты, Беатриса Хестингс, напротив, самоуверенно- капризна и высокомерна, а Поль Гийом претенциозен и скучен. Художница Л. М. Козинцева-Эренбург вообще считала, что в портретах Модильяни сходство с моделью поразительно. «Когда в начале 1920-х годов я приехала в Париж, — говорила она, — то при первом знакомстве ока­залось, что я уже знала и Зборовского, и Сутина, и Кислинга, и многих других, потому что до этого я была на выставке Модильяни. То же самое повторилось и через несколько лет, когда я увидела в "Ротонде" и в "Кафе дю Дом" его постаревших натурщиц».

Амедео Модильяни начал писать в самом начале XX в., когда мир искусства переполняли смелые идеи, дерзания новаторов. Но художник не примкнул ни к кубистам, ни к фовистам, несмотря на то что был дружен с Ф. Леже, П. Пикассо, А. Дереном, М. Вламинком и жил в атмо­сфере их поисков и споров. Не стал Модильяни и футу­ристом, хотя испытал в своем творчестве влияние великого П. Сезанна. Живописец выбрал одиночество, предпочи­тая пользоваться приемами новомодных художественных течений «свободно, в своих особых целях и в определен­ном творческом переосмыслении».

Амедео, родившийся в итальянском городе Ливорно, приехал в Париж, когда ему было уже 22 года. К этому мо­менту он получил некоторое образование в области живо­писи, обучаясь у ливорнского художника Гульельмо Микели и в Свободных школах рисования с обнаженной натуры при Флорентийской академии художеств и Венецианском институте изящных искусств. Модильяни появился на Мон­мартре — красивый, аристократически вежливый, образо­ванный. Он прекрасно говорил по-французски, при пер­вом знакомстве с окружающими с некоторым щегольством демонстрировал отличное знание Ибсена, Ницше, Шелли, Д'Аннуцио, Уайльда, Достоевского, Рембо. Здесь, на Мон­мартре, Амедео познакомился и сблизился с художником- самоучкой Утрилло, сыном Мари-Сюзанны Валадон, ког­да-то известной цирковой акробатки, позировавшей Ренуару, Дега и Тулуз-Лотреку.

Через месяц-полтора после этих знакомств художника невозможно было узнать — его элегантный костюм сме­нился простым, иногда изрядно помятым, а крахмальные воротнички — красным фуляровым шарфом. Другим стал и его внутренний облик — во взгляде появилась какая-то глубокая растерянность, лихорадочная напряженность. Будто теряя почву под ногами, Модильяни начал неудер­жимо пить. Вскоре «сначала соблазном, а затем и необхо­димостью» для Амедео стал распространенный среди па­рижской богемы гашиш. Это было бегством от самого себя, лишь видимостью самоутверждения, в котором заключался «трагический парадокс силы и слабости», сопровождав­ший Модильяни до конца его дней. «Его судьба была тес­но связана с судьбами других, и если кто-нибудь захочет понять драму Модильяни, пусть он вспомнит не гашиш, а удушающие газы, пусть подумает о растерянной, оцепе­невшей Европе, об извилистых путях века, о судьбе лю­бой модели Модильяни, вокруг которой уже сжималось железное кольцо», — писал Илья Эренбург, не раз встре­чавшийся с художником.

Несмотря на свои пристрастия, Модильяни жил «на­сыщенной творческими исканиями, слишком духовно- сосредоточенной, поистине трудовой жизнью». Те, кто близко его знал, свидетельствуют, что он много и упорно работал, но... ничего не зарабатывал. Художник переез­жал с Монмартра на Монпарнас, из одного жалкого жи­лища в другое, сменив с 1909 по 1914 г. более 12 квартир. «Я знала его нищим, и было непонятно, чем он живет, — как художник он не имел и тени признания. ...Он казался мне окруженным плотным кольцом одиночества», — пи­сала о Модильяни Анна Ахматова.

Впервые свои произведения, среди которых были «Порт­рет L. М.» и «Этюд головы», живописец выставил в Осен­нем салоне 1907 г. Но ни эти работы, ни выставленные позднее картины «Еврейка», «Обнаженная натура стоя» и «Маленькая Жанна», в которых чувствовалось влияние Тулуз-Лотрека и Стенлейна, не имели никакого успеха. Модильяни показался тогда неинтересным, старомодным и тусклым всем, за исключением лишь одного челове­ка — его преданного друга, молодого врача Поля Алек­сандра. Этот романтик, увлеченный современной живо­писью, безоговорочно верил в талант Модильяни и был единственным покупателем его картин. Именно ему худож­ник был обязан настоящим знакомством с творчеством Сезанна, которое его потрясло.

В те годы Модильяни больше знали как скульптора, нежели живописца. Скульптурой Амедео увлекся еще в Италии, будучи совсем юным, но с полной отдачей занять­ся ею ему помешала дороговизна материала. В Париже в 1909 г. Модильяни работал в мастерской румынского скуль­птора Константина Бранкузи, который высоко ценил его наполненные чувственностью рисунки. Увлеченный негри­тянским скульптурным примитивом, Амедео из своего лю­бимого материала — песчаника — высекал скульптурные бюсты, головы и кариатиды. Но портреты и рисунки по­степенно вытеснили из его жизни скульптуру, к которой после 1916—1917 гг. он уже не возвращался.

Наивысший подъем творчества живописца пришелся на годы Первой мировой войны — время, когда о по­купке картин никто и не помышлял. Но и после войны, когда интерес к искусству вернулся, живопись Модиль­яни продолжала оставаться непонятой и невостребован­ной. Большинство его картин и рисунков, написанных в период «расцвета творческой самобытности», было раздарено, продано за ничтожную цену либо грудой лежало в его мастерской. «Я работаю, и иногда у меня бывают мучительные минуты, но я уже не в таком стес­ненном положении, как прежде», — смягчая картину, писал он своей матери Евгении Гарсен-Модильяни, которую нежно любил.

В эти годы портрет становится для Модильяни един­ственным необходимым жанром живописи. Своей «портретностью» удивляют даже его полотна в стиле «ню». Пор­трет для Амедео Модильяни, как некое «чудо улавливания, претворения и продления жизни модели», имел особый, поэтический смысл. Художник писал многочисленные порт­реты своих близких и знакомых, среди которых немало полотен, изображающих английскую поэтессу и журналист­ку Беатрис Хестингс, роман с которой длился у него более двух лет. После разрыва с этой экстравагантной и самобыт­ной женщиной Модильяни увлекся канадской студенткой Симоной Тиру, приехавшей на учебу в Париж.

В июле 1917 г. Амедео познакомился с юной художни­цей Жанной Эбютерн. По одной из версий, он встретил свою возлюбленную на карнавале, по другой — в «сво­бодной студии» Академии Коларосси. Для тридцатитрех­летнего Амедео и девятнадцатилетней Жанны «это было началом чего-то гораздо большего, чем самый большой роман». «Рядом с Модильяни стала появляться очень юная девушка, почти подросток, с длинными косами, — вспо­минал Илья Эренбург. — Сидела и всегда молчала. После Беатрисы Хестингс, с которой многие привыкли встре­чать его, она казалась рядом с ним особенно неожидан­ной». Несмотря на то что родители Жанны были катего­рически против того, чтобы их дочь связывала свою жизнь с «полунищим непризнанным художником», Эбютерн вскоре стала женой Модильяни. Мягкая, нежная и в то же время обладающая очень сильным характером, Жанна разделила с Амедео все тяготы его неустроенной, беспо­рядочной жизни, в которой и после женитьбы ничего не изменилось. Он по-прежнему много пил, жил в нищете, но Жанна, безропотно принимавшая все, что было при­вычно мужу, была бессильна что-либо изменить. «Алко­голь изолирует нас от внешнего мира, но с его помощью мы проникаем в свой внутренний мир, и в то же время вносим туда внешний», — говорил Модильяни.

29 ноября 1918 г. у Жанны и Амедео родилась дочь, которую тоже назвали Жанной. «Очень счастлив», — на­писал Модильяни своей матери, и эта фраза наверняка относилась к появлению ребенка, так как все остальное в жизни художника складывалось достаточно тяжело. По словам друзей, «он работал как сумасшедший», создавая портреты и картины, посвященные Жанне, которые, увы, стали его последними творениями.

Здоровье художника, которое с детства было очень сла­бым, стало сильно ухудшаться, но он, «никогда не при­знававший реальной действительности», наотрез отказы­вался лечиться. Модильяни мечтал уехать с семьей в Италию, но этим мечтам не суждено было сбыться. Зи­мой 1920 г. он тяжело заболел и 24 января скончался в больнице для бедных и бездомных. После смерти мужа, не выдержав разлуки с ним, Жанна, находящаяся на де­вятом месяце беременности, выбросилась из окна шесто­го этажа и погибла. Амедео и Жанну похоронили на раз­ных кладбищах, но через год по настоянию семьи Модильяни соединили под одной могильной плитой на кладбище Пер-Лашез. «Смерть настигла его на пороге сла­вы» — такие слова высечены на надгробии об Амедео, чуть ниже надпись о Жанне: «Верная спутница Амедео Моди­льяни, не захотевшая пережить разлуку с ним».

При жизни художнику не довелось познать ни призна­ния, ни успеха. И даже теперь, когда слава его уже давно утвердилась во всем мире, творчество Амедео Модильяни остается достоянием немногих. Большинство произведе­ний художника находится в руках частных коллекционе­ров и известно почитателям его искусства только по реп­родукциям. Любой европейский музей считает за честь выставить хотя бы одно творение Модильяни: его полот­на занимают почетное место рядом с шедеврами Ван Гога, Сезанна, Гогена в лондонском институте Курто и сток­гольмском Музее нового искусства. Французы и итальян­цы по сей день оспаривают право называть Амедео Мо­дильяни «своим» художником. Известный критик Поль Юссон, современник живописца, написал о нем такие строки: «...Модильяни, который жил и умер на Монпарнасе, чужеземец, утративший связи со своей родиной и нашедший во Франции истинную родину своего искусст­ва, является, быть может, самым современным из наших современных художников. Он сумел выразить не только острое чувство времени, но и независимую от времени правду человечности. Быть современным художником — это, в сущности, значит творчески передать трепет своей эпохи, выразить ее живую и глубокую психологию. Для этого мало остановиться на внешней видимости вещей, для этого нужно уметь раскрывать их душу. Вот именно это великолепно умел Модильяни, художник Монпарнаса, художник, принадлежащий всему миру».

Источник. 500 знаменитых людей планеты.