Имя Энрико Карузо поистине стало эталоном вокального искусства. Еще в самом начале его твор ческого пути олин из антрепренеров как-то заметил: «Поверьте мне, мои друзья: пройдет немного времени, и этот юноша станет величайшим тенором в мире!» Через несколько лет это пророчество полностью сбылось. Многие композиторы почитали за счастье работать с ним. Так, Джакомо Пуччини, впервые услышав в исполнении 24-летнего певца арию Каварадосси из его «Тоски», воскликнул: «Ты послан самим Богом!», а Ф. И. Шаляпин выразил свое восхищение знаменитой фразой: Ваш голос — этот тот идеал, который до этого я так тщетно искал».
          Обладатель редчайшего по своей красоте голоса, ставшего впоследствии образцом бельканто, Энрико Карузо родился 25 февраля 1873 г. на окраине солнечного Неаполя, в бедном промышленном районе, в семье рабочего-механика Марчелло Карузо и Анны Марии Бальдини-Карузо. Из-за стесненных материальных средств Энрико не получил приличного общего образования, но уже в раннем возрасте у него появилась страсть к занятиям пением. Родители не придавали особого значения такому увлечению сына, ведь они мечтали видеть его преуспевающим инженером. Между тем пение Энрико в церковном хоре собора Сан Джованелло каждый раз производило настоящий фурор, и очень быстро мальчик превратился в местную знаменитость.
В довольно юном возрасте, практически пятнадцатилетним, Карузо начал зарабатывать себе на жизнь. Он много раз менял профессии и место работы, но никогда не переставал петь. Его голос можно было услышать на улицах родного Неаполя, где он исполнял серенады на заказ, в домах богачей-меломанов и на дружеских вечеринках. Во время службы в армии талант Карузо произвел такое впечатление на начальство, что ему был предоставлен личный учитель пения. Однако для покорения музыкального Олимпа одного, хотя и большого, таланта было мало. Требовалась значительная техническая подготовка и хорошая певческая школа. Понимая это, молодой Энрико поступил учеником к неаполитанским мастерам сольфеджио Г. Верджине и В. Ломбарди. Постепенно ему становилось ясно, что искусство и есть его настоящее призвание. Вспоминая те годы, Карузо говорил: «Я часто голодал, но никогда не был несчастным».
Многочисленные уроки, которые изо дня в день брал Энрико, начали давать свои результаты. Его голос становился все сильнее и драматичнее. Это заметили и профессиональные исполнители, которым довелось послушать еше никому не известного певца. Среди них был прославленный тенор Анджело Мазини, которого пригласили оценить молодое дарование. Карузо исполнил перед ним несколько оперных арий и замер в ожидании похвалы. Однако знаменитый певец лишь сухо сказал; «Вам необходимо еще много и упорно трудиться, молодой человек, может быть, тогда вам повезет и вы сумеете чего-нибудь добиться. Запомните, что для этого необходимы железная воля и требовательность к себе». Когда расстроенный Карузо ушел, его учитель пения услышал совершенно обратное. «Дорогой маэстро, — сказал Мазини восторженно, — поздравляю вас! У вашего Карузо самый красивый голос, какой только мне приходилось слышать за всю мою жизнь! Но, умоляю вас, не говорите ему об этом! Пусть лучше думает, что у него есть кое-какие способности, которые надо развивать ежедневным упорным трудом. Это ему не повредит».
И Карузо продолжал совершенствовать свои вокальные данные. А в 1894 г. состоялся его оперный дебют: Энрико пел в опере Морелли «Друг Франческо» в неаполитанском «Театро нуово». Голос молодого артиста привлек всеобщее внимание: знатоки оперы, музыкальные критики и просто любители — все были в восторге. С тех пор Карузо были гарантированы главные партии во всех сколько-нибудь значительных постановках местного оперного театра. В течение года благодарные зрители могли видеть и слышать Энрико Карузо в роли Туридду в опере «Сельская честь» Масканьи и в роли Фауста в одноименной опере Гуно. В 1895 г. состоялась его первая гастрольная поездка за рубеж. Каирская публика слушала итальянского тенора в операх «Риголетто» Верди, «Джоконда» Понкиелли, «Манон Леско» Пуччини и других не менее замечательных постановках. Каждый выход 22-летнего певца на сцену сопровождался громом аплодисментов. Так начиналась артистическая карьера Карузо.
Вернувшись в Италию, он совершенствовал свое мастерство под руководством В. Ломбарди, параллельно выступая на подмостках многих итальянских городов. Наконец в 1897 г. Карузо приняли и в столице итальянской оперы, Милане: на сцене театра «Лирико» он с успехом выступил в мировых премьерах «Арлезианки» Чилеа и «Федоры» Джордано. Но окончательное признание и слава всемирно известного тенора пришли к Карузо после того, как с благословения самого Пуччини он спел партию Рудольфа в опере «Богема» на сцене знаменитого театра Ла Скала. Чуть позже на этой же сцене Карузо выступил вместе с Шаляпиным в знаменитой постановке «Мефистофеля» Бойто, в партии Фауста. Вспоминая ту первую встречу, Федор Иванович, которого с итальянским тенором связывали не только совместные выступления, но и теплые дружеские отношения и общая страсть к рисованию, говорил: «Карузо произвел на меня самое очаровательное впечатление, весь его облик олицетворял сердечную доброту. А его голос — это идеальный тенор. Каким наслаждением было петь с ним вместе».
Энрико Карузо отличался высокой исполнительской культурой. Его партнерша В. И. Павловская-Боровик, исполнявшая роль Кармен в опере Бизе, вспоминала, что в дуэтах Карузо «никогда не демонстрировал своего голосового превосходства, что-то удивительно бережное было в его обращении с голосом партнера». Все те, кто имел удовольствие стоять на одной сцене с великим тенором, отмечают не только красоту его голоса, но и его чисто человеческие качества: «Карузо был умный, сердечный, по-настоящему тонкой души человек... Его товарищеское отношение к партнерам выражалось даже в том, что он ни разу не вышел кланяться публике один».
В 1903 г. пришла очередь Нового Света вслед за покоренной Европой рукоплескать выдающемуся певцу. Став солистом Метрополитен-опера, Карузо эмигрировал в США. Отныне его родная Италия видела своего прославленного соотечественника только на гастролях. Семнадцать лет подряд он открывал сезон на сцене нью-йоркского театра, где исполнил практически все существовавшие к тому времени партии тенорового репертуара. Этот рекорд удалось побить лишь Пласидо Доминго: он открыл в театре 18 сезонов.
Огромный репертуар Карузо включал главные партии более 80 опер итальянских и французских композиторов, так как маэстро предпочитал петь только на языке подлинника, ведь перевод, считал он, не может передать замысел автора. В его исполнении даже уже знакомые публике и критикам арии каждый раз звучали по-новому и как-то особенно волнительно благодаря уникальной силе эмоционального воздействия. Сам Карузо, описывая необычайный триумф, который вызвало его выступление в Мехико (он там пел на открытой сцене для боя быков под проливным дождем, а публика даже не помышляла покинуть представление), задавался вопросом: чем объяснить такой всплеск эмоций, когда и артисты, и публика плакали, аплодируя ему. И сам же в письме жене отвечает: «Наверное, тем, что в этот раз я пел, как никогда в жизни. Нечеловеческим напряжением всех сил мне удалось посредством голоса передать публике мои чувства и переживания, добиться духовного единения с ней. И это захватило ее». Чувствуя, что в каждое свое выступление певец вкладывает часть души, зрители отвечали ему взаимностью.
Популярность Карузо росла как снежный ком. Прямо пропорционально ей росли и его гонорары. Если в начале карьеры, когда Энрико пел в провинциальных итальянских театрах, он за выступление получал 15 лир, то за каждый спектакль в Метрополитен-опера его гонорар составлял 2,5 тыс. долларов.
Но еше большую славу, а вместе с ней и еще большие доходы принесли певцу изобретение звукозаписи и граммофона. Благодаря им мы и сегодня можем наслаждаться неподражаемым рыданием в голосе великого Карузо. А начиналось все с того, что в апреле 1902 г. двум продюсерам одной компаний удалось уговорить (всего лишь за сто фунтов стерлингов) к тому времени солиста Ла Скалы записать свой первый диск. Впоследствии Энрико Карузо получал по 5000 фунтов стерлингов за запись очередной пластинки, и он вошел в историю как первый исполнитель музыкальных произведений, продавший миллион дисков с записями оперных арий. Исследователи его творчества отмечают, что к пению в студии Карузо относился с не меньшей ответственностью, чем к выступлени-
ям в театре. Неоднократно переписывая одно и то же произведение, он за двухчасовой сеанс успевал напеть всего два-три сочинения. При этом если через несколько дней, прослушав уже готовую пластинку, артист находил в исполнении изъяны, сделанная запись браковалась, и вся работа начиналась заново.
Талант Энрико Карузо был поистине многогранным: он играл на фортепиано, трубе, гитаре и других инструментах, писал песни, увлекался скульптурой, живописью и даже обладал даром карикатуриста. И конечно, как многие незаурядные личности, певец пользовался большой популярностью у представительниц прекрасного пола. Ему приписывали романы не только с оперными дивами, но и со многими поклонницами его творчества. Однако настоящая любовь пришла к Карузо довольно поздно — в 45 лет он встретил свою единственную и ненаглядную Дороти Бенджамен. Его юная избранница принадлежала к богатой и уважаемой семье, глава которой был категорически против такого, как он считал, неравного брака. Дороти и Энрико обвенчались тайно, после чего отец новобрачной заявил, что отказывает молодым от дома и лишает дочь наследства. Карузо не слишком расстроился — его богатства вполне хватало на долгие годы беззаботной жизни.
Через год в семье родилась дочь Глория, которая стала настоящей отрадой для уже смертельно больного артиста.
В последний раз он пел испытывая острую боль в боку, в сочельник 1920 г. в опере Галеви «Дочь кардинала«, и только самые искушенные слушатели могли заподозрить неладное. Среди них был прославленный баритон Титта Руффо, не раз певший с Карузо: «У меня создалось впечатление, что Карузо может в любой момент перестать петь и упасть в обморок прямо на сцене. Я ушел из театра подавленный», У Энрико развивался в тяжелой форме гнойный плеврит, и многочисленные операции только несколько продолжили его короткую жизнь, но спасения не принесли.
2 августа 1921 г. великого тенора не стало. Он умер на родине, в Неаполе, и был похоронен в специально возведенной капелле на кладбище Пьянто. Через некоторое время из США была прислана огромная восковая свеча, отлитая по заказу Объединенных больниц, интернатов и приютов Америки, которым в свое время он оказывал помощь. Свеча эта должна зажигаться раз в год на сутки в течение 500 лет перед изображением Помпейской мадонны — в память о том, «кто не имеет себе равных в искусстве и щедрости»